Лишь самые отчаянные проскочили в промежутки застывших каре и сцепились в рубке с рванувшимися навстречу казаками. И только наиболее удачливым удалось миновать новых противников, ворваться в убегающую толпу.
Одна из рот внезапно распалась. Солдаты рванули на помощь избиваемым людям. Только прапорщик не двинулся с места, да рядом со знаменем подзадержалось десятка полтора егерей.
Туда и устремился Кабанов. Он подлетел к крохотной группке с яростью кочевника, резко, так что тот взвился на дыбы, остановил коня и рявкнул, перекрывая шум криков и грохот огня:
– Барабанщик! Сбор!
Яростно затрещал барабан. Его дробь добавилась к крикам обезумевших людей, заставила некоторых солдат заученно откликнуться на призыв, вырваться из всеобщей свалки, в которой казаки рубились с кочевниками прямо посреди мечущихся в панике пленников.
Татары заметили прореху в обороне, и остановившиеся было орды вновь устремились в атаку на помощь своим.
– В две шеренги… Заряжай… – Но как же короток образовавшийся строй! Даже не строй, небольшая зыбкая линия. Такую втопчут в землю и не заметят былого препятствия.
Сзади еще подбегали егеря, торопливо занимали места, однако большая их часть все еще была поглощена неорганизованной схваткой, а то и просто пыталась пробиться сквозь людское море. Кто – к азартно размахивающим саблями кочевникам, кто – уже и сам не понимая толком, куда.
И тут в гущу всадников, несущихся неудержимой лавиной, ударили ракеты. Некоторые рванули прямо перед наездниками, еще несколько упали прямо в толпу атакующих. Кони не выдержали, понесли кто куда, и Командор скомандовал дополнением:
– Пли!
Лава вновь отхлынула, рассеялась по полю. Позади заканчивалась рубка. Немногим татарам удалось проскочить к толпе, и теперь, без поддержки, они были обречены. Но среди камней кроваво лежали в самых разных позах недавние невольники, которым так и не удалось получить долгожданную свободу.
Продолжал призывно стучать барабан. Егерей в шеренгах становилось больше, и лишь кто-то собирал раненых и убитых.
Ротный Олсуфьев наконец тоже подбежал к неполному строю. Возбужденный, без треуголки, он натолкнулся на взгляд Кабанова и замер неподвижной статуей.
– Шарф! – Командор требовательно протянул руку.
Сзади торопливым шагом подтягивались арьергардные роты.
Олсуфьев смотрел на полковника непонимающе.
– Офицерский шарф! – повторил Сергей.
– Но…
– В солдаты без выслуги! – рявкнул выведенный из себя Командор и обратился к прапорщику. – Шевелев, принимай роту! Прапор отдай кому из надежных.
– Не имеете права… – начал Олсуфьев. Он происходил из хорошей фамилии и даже был отдаленной родней Шеину.
Подскочил Лука с так и не вложенной в ножны окровавленной саблей. Перевел взгляд с капитана на полковника, вникая в суть конфликта.
– Было бы рядом дерево, вздернул бы за нарушение приказа в боевой обстановке, – ледяным тоном сообщил Кабанов.
Вид полковника не сулил ничего доброго.
– Шевелев, веди роту! Если есть убитые и раненые среди егерей, забрать. А ты, Лука, гони невольников к горе. Только чтобы не отставали. Кого подберешь, того подберешь. Нет так нет. – Есть ситуации, когда мимолетная доброта может обернуться всеобщей бедой, и быть добрым Кабанов не собирался.
Вновь зловеще прошипели ракеты, уходя в сторону маячивших в отдалении всадников. Долететь до цели они не могли, зато послужили напоминанием неосторожным и горячим.
Олсуфьев наконец понял, что его оправдания никто слушать не будет, и стянул с себя офицерский шарф.
Теперь уже никто не стрелял, и лишь выкрики казаков разносились над местом трагедии. Да слышались местами стоны раненых людей и храп лошадей.
Вся толпа остановилась у подножия горки. Кабанов и Клюгенау торопливо указали капитанам места для их подразделений, а сами поднялись к Гранье.
Бравый артиллерист спокойно покуривал трубку да временами припадал к подзорной трубе, высматривая, не появилось ли в пределах досягаемости достойных целей для его пушек и ракет.
– Думаю, больше не полезут, – без вступлений поведал Гранье подъехавшим офицерам.
– Все равно надо прорываться. – Командор привычно принялся прикидывать оставшийся путь.
