Шли быстро, насколько позволял рельеф и царившая жара. Впереди и по сторонам дозорами маячили казаки. В центре колонны тянулась артиллерия и полтора десятка повозок с боеприпасами. Все остальное люди несли на себе.
Нашего визита не ждали настолько, что весь первый день нас вообще никто не тревожил и не замечал. Прошла спокойная ночь. Костры не разжигали. Город был поблизости. Весь марш строился на том, чтобы выйти к цели утром. И лишь ближе к Кафе, или Кефе на турецкий лад, дозорные казаки сообщили, что за нами следят.
– Пусть. Поздно. Только посеют среди своих панику. – Я делал вид, что все идет строго по плану.
За весь путь отставших не было. Остаться здесь в одиночку означало попасть даже не в плен – в рабство. Лучше идти из последних сил, но вместе со всеми.
– Примкнуть штыки!
Штык – еще одно наше усовершенствование. Потешные полки вооружены багинетами и в итоге в бою поставлены перед выбором – то ли стрелять, то ли колоть. Багинет, как известно, вставляется в ружейное дуло со всеми неизбежными последствиями.
Кафа уже где-то совсем рядом, и осталось привести в исполнение первоначальный план.
Нынешний полк – это десять рот, плюс учрежденная охотничья команда, или по существу – одиннадцатая рота. Итого – полторы тысячи штыков. Следовательно, нельзя показать хозяевам города наши подлинные силы. Задавят толпой. Если сумеют ее организовать.
По моему вызову рядом оказываются заместители и ближайшие помощники. Ширяев, Гранье, Лука и барон фон Клюгенау, занимающий должность большого полкового поручика, иными словами – подполковника. Я бы предпочел Григория, но тот только капитан, а чин и должность в настоящее время – синонимы.
Хотя навязанный мне заместитель – профессионал крепкий и потихоньку впитывает новое в вооружении и тактике.
– Разделяемся. Ширяев – три роты и полсотни казаков. Клюгенау – тоже, плюс артиллерия Гранье. Со мной – оставшиеся роты, охотничья команда, казаки и ракетный станок. Жан-Жак, задача – перекрыть огнем бухту, чтобы ни одно корыто не смогло ее покинуть. Вопросы?
– Не слишком мы рисковаль? – пользуется случаем Клюгенау. – Нас мало, а мы разделяем силы.
– Дитрих, – проникновенно сообщаю я, – воюют не числом, а умением. Еще – нахальством.
– Что есть нахальство? – не понимает подполковник.
Русский он старается освоить добросовестно, как и надлежит выполнять любое дело истинному немцу.
– Это когда ты убеждаешь противника, что он слабее тебя. Даже если дело обстоит наоборот, – поясняю я.
Дитрих задумывается, переводя мысль на немецкий, и потом важно кивает:
– О, йа-а! Хорошо сказано, герр полковник.
Лука хмыкает. Он с некоторым предубеждением относится к иностранцам.
– Больше маячьте, чем вступайте в бой, – напутствую я напоследок. – Будем брать на испуг.
Вся операция подготовлена из расчета, что никакого гарнизона в Кафе нет. Зачем он нужен? Черное море – это внутреннее озеро турецкого султана. Враги здесь не появлялись много лет. Точно так же, как никому давным-давно не удавалось вторгнуться в Крым. Если в Керчи еще сохраняется крепость, то Кафа – торговый порт. Крупнейший невольничий рынок юга.
Кстати, именно здесь французы частенько покупают гребцов для галер. Неприятно, но моя здешняя официальная родина – союзница турецкого султана, то есть как бы враг России.
– Ахмед, – подзываю одного из татар. – Проведешь отряд к выходу из бухты – слово офицера: будет тебе свобода и деньги.
– Моя проведет. Моя знает каждый камень. – Лицо татарина чуть озаряется предвкушением награды.
Я поворачиваюсь к своим помощникам и выдыхаю традиционное:
– С Богом, господа!
Короткие команды, и отряд разделяется на три части. Две торопливо расходятся в стороны, и лишь я с оставшимися ротами продолжаю двигаться прямо. Чуть помедленнее, давая остальным время на обход.
Кефе оказалась окруженной кольцом стен. Да только стены те были изрядно обветшавшими, рассчитанными на войны иных эпох. Не говоря уже о том, что к любым укреплениям требуются воины.
Людей в городе хватало, а воинов не было.
С облюбованной скалы я видел поднявшуюся в Кафе панику. Когда же в отдалении прогрохотали орудия Жан-Жака, в городе стало твориться нечто вовсе неописуемое.