Зато попутно довелось услышать целую кучу последних московских сплетен. Например, что царь вернул свое расположение Шеину. В общем-то правильно. При всех своих личных недостатках первый российский генералиссимус был человеком деятельным. Вдобавок, уже успел набраться опыта, имел задатки полководца. После недавней скоропостижной смерти Гордона лучшего военачальника на Руси не было. Кабанов помнил, во что выльется приглашение иностранца под Нарву. И потому радовался примирению царя с полководцем.
Еще больше порадовала другая новость. Петр категорически отказался целовать крест, заявив, что никакого целования в договоре нет и не было. Послы долго мялись, переписывались со Стокгольмом и в итоге были вынуждены уступить.
Целование креста было для нынешних времен слишком серьезно, чтобы его можно было нарушить просто так. Следовательно, Петр твердо решил забрать обратно российские земли и пробиться к долгожданному морю. Вот только развязать руки на юге, а там можно вспомнить про рижское бесчестие.
Командор не был царем и не вершил высокую политику. Потому помнил о шведском высокомерии постоянно и даже отплатить собирался именно в Риге.
После новостей, вернее намеков на них, хотелось торопиться. Еще столько всего предстояло сделать!
Вообще-то было место, где Кабанов еще не искал самодержца. И, кстати, место весьма вероятное…
5. Командор. Кукуевские последствия
На Кукуе я не был практически с той самой кровавой ночи.
Нет, однажды мы забрели сюда весьма развеселой компанией. Петр, Алексашка, Лефорт, я. Были мы уже весьма тепленькие, поэтому уже тогда все воспринималось словно в тумане, а уж по прошествии времени кроме самого факта посещения с уверенностью не вспомню ничего. Наверно, добавляли, но что и где – покрытая мраком тайна.
Теперь я был трезв, и мир предстал передо мной цельной, реальной картиной.
Была вторая половина дня, грозящая скоро перейти в вечер. До темноты было еще по-летнему далеко. Труженики Кукуя в большинстве успели закончить работы. Теперь мужская их половина направлялась в многочисленные кабачки. Какой же добропорядочный бюргер проводит вечер с семьей? Только вне дома и за кружкой пива. Если же случится разгул – за двумя.
Пиво я особо не жаловал. Оно навевает лень. Гораздо лучше квас. Если же есть желание – то чего-нибудь крепкого.
Желания у меня не было. После всего случившегося я серьезно опасался, что могу пойти по наклонной. Да и радости от пития не стало никакой. Порою вспоминалось такое – хоть волком вой. Если выть пристало Кабану.
Нет, не кровавые походы. Напротив, приятные мгновения жизни. И становилось больно, что не сберег и не вернуть.
Да ладно об этом.
Мне сказали, что наибольшей популярностью стала пользоваться новая ресторация. В отличие от пивных, вполне демократическое заведение, которое – страх сказать москвичу – посещают даже с женами. Вкусные обеды, вечерами – танцы, весьма приличное общество. А раз приличное, то кто-нибудь подскажет, не маячил ли поблизости Петр. К Монсихе заваливать без приглашения мне было неловко. Знал ее чуть-чуть – и не более.
Меня узнавали. После стрелецкого бунта я поневоле стал довольно популярной фигурой на Кукуе. Пусть я сюда не забредал, многие помнили о моем полуночном появлении.
Ресторация, как оказалось, обосновалась на месте одного из сожженных домов. Довольно большое, двухэтажное новое здание, чуть в стороне от которого стояло несколько возков и карет. И даже конюшня имелась. Среди русского дворянства ходить по городу пешком считалось неприличным. Только верхом, сразу подчеркивая свой социальный статус.
На одной из карет я вроде бы увидел герб лорда Эдуарда. Захотелось свернуть назад, не встречаться с британским посланником, и пришлось обругать себя за малодушие. Не мальчишка, чтобы избегать встреч подобным образом.
В следующий момент я позабыл про всех англичан на свете. Над дверями ресторации висела надпись: «У кабана», а на вывеске чуть в стороне от входа был изображен этот самый кабан. Довольно похоже, с клыками, в треуголке, с явным намеком на человека, и я даже смог бы сказать, на кого именно.
