Черный туннель коснулся корпуса. Полыхнула фиолетовая вспышка… и чернота вокруг исчезла.
Сердце стремглав рванулось вверх, телу стало легко-легко, как будто пропал вес, и вдруг махина лайнера с невообразимым грохотом ударилась о воду. Над бортами вспухли, поднявшись метров на двадцать выше мостика, два высоченных водяных вала и медленно схлынули в стороны. Почти целиком погрузившийся в воду «Некрасов» замер на дне выбитой падением морской ложбины и начал нерешительно всплывать.
Нас вновь швырнуло на палубу мостика. Удар был так силен, что я едва не потерял сознание и первое мгновение не мог понять ни где я, ни что со мной. Секунд через десять я кое-как поднялся, бросил взгляд за окно и… живем!!!
Очевидно, висели мы не очень высоко, иначе корпус попросту не выдержал бы такого удара. «Некрасов» снова болтался на волнах, вот только левый прожектор погас, да черт с ним, с прожектором! Главное – исчез давящий животный ужас, только все еще сосало под ложечкой, да и не мудрено, блин, после всего пережитого…
Неуправляемый пароход начало ощутимо разворачивать бортом к волне, и я бросился к пульту, но меня опередил поднявшийся на ноги Колька. Лицо его заливала кровь из ссадины на лбу, а взгляд стал ошарашенно-безумным, но руки прекрасно помнили свою работу, и лайнер стал возвращаться на курс.
Радость оказалась преждевременной. Привычный, едва слышимый гул двигателя оборвался. Погас свет, через секунду вспыхнули лампы аварийного освещения. Колька все еще пытался овладеть положением, не в силах понять тщетности своих усилий.
– Машинное! – хрипло, не узнавая своего голоса, прокричал я в микрофон внутренней связи и не получил ответа. – Машинное!!!
Кто-то сзади навалился на меня, а я все продолжал звать, пока чей-то голос не прохрипел из динамика:
– Есть машинное! Что у вас стряслось?
Тот, сзади, оттолкнул меня и рявкнул во всю мощь капитанского голоса:
– Машинное! Мать вашу! Что с двигателем? Вам что, жить надоело?! Так вас и так!!!
Я никогда не видел Жмыха в таком гневе. Он рвал и метал не хуже Зевса-Громовержца и, окажись тот здесь, испепелил бы его одним взглядом. Все предыдущие разносы, которыми кэп подвергал то одного, то другого провинившегося, по сравнению с нынешним походили на нежную отцовскую ласку.
– Не знаю, – огрызнулись в ответ. – Похоже, полетели лопатки турбины. Нам нужен врач. Срочно! Генка Карамышев упал на вал. Что у вас был за удар?
Кэп замолчал. Грудь его ходила ходуном, лицо побагровело настолько, что, казалось, его вот-вот хватит удар. До меня вдруг дошло, что падение наверняка не прошло бесследно не только для двигателя. Должны быть и другие повреждения, и человеческие жертвы.
Машинально оглядевшись, я, словно в подтверждение своих мыслей, увидел неподвижное тело электромеханика. Именно тело: остекленевшие, полные ужаса глаза смотрят куда-то в сторону, а лицо густо залито кровью. Видно, падая, ударился обо что-то виском.
– Матвеич! – наконец обрел голос капитан. – Хватай всех свободных от вахты и мигом на осмотр корабля. Стюарды пусть пробегут по каютам, посмотрят, что там. Всю машинную команду вниз. Кровь из носу, но двигатель должен работать!
– Есть! – Не тратя лишних слов, Нечаев бросился выполнять приказание.
Между тем потерявшее управление судно болтается на волнах и порой кренится так, словно хочет опрокинуться.
– Ярцев, связь! – С тех пор как из экипажей убрали радистов, переговоры через спутник ведут штурмана. – Передавай SOS!
Никогда не думал, что придется передавать этот исполненный отчаяния сигнал. Но что остается делать, когда на борту восемь сотен человек, а управление потеряно? Тут любое промедление может быть чревато групповым некрологом и скороговоркой телеведущих. Правда, показывать им будет нечего – на месте гибели кораблей операторов обычно не бывает.
– Кэп, связи нет! – Я снова безрезультатно обшариваю эфир. – Никого и ничего, словно вымерли все!
– Проверь аппаратуру! Где Гришин? – Кэп замолкает, наткнувшись взглядом на неподвижного электромеханика.
Проверяю, что могу. Если верить контрольным лампочкам, все в порядке. Впечатление такое, будто во всем мире вдруг перестали пользоваться радиосвязью: в эфире сплошной треск без малейшего намека на человеческое присутствие. Может, в рации что-то сгорело? Попробуй определи это на глаз при тусклом свете авариек!
