Голова все еще гудела, но я ухитрился ее поднять: кайтерита держали то ли четверо, то ли трое, и высокая девка из народа юри-юри что-то горячо ему втолковывала, размахивая руками с дополнительным локтем и поводя мохнатыми ушами как у мастера Йоды, только серыми.
— Ты как? — спросили меня сзади.
— Да ничего… дело такое… — пробормотал я, делая попытку сесть.
И у меня даже получилось.
— Смирно! — гаркнули от двери. — Что за ерунда тут происходит?
Суматоха мигом закончилась, Равуду отпустили, и он вместе с остальными выполнил команду. Я вскочил, покачнулся, но ухитрился не упасть, и развернулся ко входу в казарму, где стоял трибун Шадир, принадлежавший к тому же народу, что и мой смертельный враг, такой же краснокожий, безволосый и красноглазый.
— Ты — отвечай! — он ткнул в меня пальцем.
— Упал и ударился! — отчеканил я.
Зверски болел живот, ныл висок, в голове продолжали звонить колокола, но все это не касалось офицеров — пока разборки между мной и Равудой, я ни слова о них не скажу. Западло стучать.
— Восемь раз подряд? — уточнил Шадир, поглаживая лысину. — Вот это номер. И ты?
Трибун перевел взгляд на Равуду.
— То же самое. Очень пол неровный. Мне ли не знать… — пробормотал тот.
В дверь протиснулся и встал рядом с командиром манипула центурион Гага — темные глаза, морда злая, как у покусанного пчелами медведя.
— Твои красавцы? — спросил Шадир. — Вот и разбирайся с этим цирком. Клоуны. Чтобы тишина и покой, и никаких проблем.
И он вышел из казармы.
— Разрешите обратиться? — начал я до того, как центурион успел рот открыть. — Разрешите мне поселиться в казарме с рядовыми бойцами. Наверняка есть свободные койки. Это позволит мне больше не падать таким образом.
Очень хотелось посмотреть на Равуду, но я сдерживался, преданно ел взглядом начальство.
— Ну… хм… — центурион засопел. — Поговори у меня… Ладно, мигом кыш отсюда.
И я не заставил себя упрашивать.
* * *
Выдававший мне снаряжение сержант-хозяйственник глядел на меня как истинный сталинист на врага народа.
— Все, все, давай забирай, — ворчал он. — Чего рассматриваешь? Не подарок девке.
А я придирчиво изучал каждую вещь, поскольку знал, что от нее будет зависеть моя жизнь — понятно, что инструменты и опыт при мне, кое-что я смогу починить, но не все в моих силах, да и возиться желания нет.
Шлем мне достался обычный, то есть с разболтанным забралом и готовым отвалиться ремешком: ничего, это я исправлю за пять минут. Бронезащиту подогнать — тоже дело нехитрое, главное, чтобы все пластины были на месте; крепление ножа сам усилю. Автомат я выбрал сам, убедился, что все работает, все на месте, а то запросто подсунут сломанный и скажут, что сам испортил.
Маскировочную сеть все равно чинить, так что можно любую, как и ботинки, рюкзак и подсумки.
— Ну что, все уже? — буркнул сержант.
— Нет. Еще ремнабор продвинутого уровня, накладки и фильтр ночного видения. Последний опыт на него потратил.
Мне достался еще один сердитый взгляд, но фильтр в виде насадки на забрало я получил. Потом хозяйственник вспомнил, что я десятник, и что мне положен шлем с встроенной системой связи.
Только что выданный он забрал, исчез в недрах склада и принес другой, с утолщением на затылке. Этот оказался немного тяжелее, но нацепив его, я обнаружил внутри мягкую удобную подкладку.
— Теперь все, — сказал я, и потащил барахло прочь, провожаемый ворчанием сержанта-хозяйственника.
В казарме меня встретили удивленные взгляды и радостные возгласы.
— Ты что, с нами? — спросил подскочивший Макс. — Это же клево, вапще!
Но тут он заметил свежий фингал на моей физиономии о осекся, глаза его вытаращились.
— С вами, чтоб я сдох, — сказал я. — Так, вот эта койка с краю свободна? Тут и осяду.
Пока раскладывал вещи, подошел Янельм, юри-юри, некогда сдавший меня Равуде, но потом во всем признавшийся. Я кивнул в ответ на приветствие, но в разговор вступать не стал, и помявшись, он вернулся на место.
Все они мне теперь подчиняются, я могу отдавать им приказы, и они обязаны их выполнять: Макс, Дю-Жхе, Юнесса, тот же Янельм, Пира и ее сородич с черно-золотыми волосами, откликавшийся на имя Гильтиорани, тот пугливый вилидаро, которого я видел в столовой. Другие, пока еще незнакомые, всего двадцать разумных, двое людей, остальные с разных планет, из не похожих друг на друга народов.
