Поэтому хочется, что бы поверили – четвертый самолет разбили пассажиры. Не потому, что так «красивее», а потому, что так было. Один ФБР-овский эксперт, специалист по крэш-сайтам (crash site expertise – экспертиза мест падений самолетов), уже через час был на месте падения и облазил те самолетные обломки вдоль и поперек. Так как он с Ванькой Доу в приятелях ходил, то инфа достоверная – следов взрыва или иного боевого поражения там не было. Исправный самолет по косой в землю ткнулся. Поэтому относитесь к американскому геройству так же, как русскому или любому другому. Явление редкое и характерное в основном для экстремальных ситуаций, но вполне реальное.
Стоял Юра-2, смотрел со всеми на рушащиеся небоскребы и думал тяжелую думу: «Гады террористы-фанатики! Тыщи невинных людей конечно жалко, но еще жальче, что может быть война. Будет война, а я в солдатах.» Прав Юра оказался, после этой трагедии все спецслужбы вообще на лиц «мусульманской национальности» переключились, а новобранцы в свете новой государственной политике оказались даже очень желанными. Вот те и откосил: не хотел в родную Чечню, а поди в чужой Ирак. Ну не так страшен черт, как его малюют. С того самого дня до ближневосточных боевых действий полтора года мирной армейской жизни прошло. За это время Юра худо-бедно к Американской Армии привык, английский подучил и солдатское дело освоил. В начале думал дезертировать, да рвануть домой в Россию, а потом понял, что хрен редьки не слаще. Рукой махнул, с судьбой смирился. Видать карма у него такая – солдатом быть. Еще пофилософствовал в таком же ключе – рожденный быть повешенным не утонет. На такой вот оптимистичной ноте малюсенький винтик Юрий Гмыр в составе громадной махины Первой Пехотной дивизии пересек ирако-кувейтскую границу.
Война навалилась тяжелым изнуряющим трудом, хроническим недосыпом, грязью, потом и кровью. Порой позиции обстреливали ночами, в основном довольно бестолково. Где-то кто-то погибал, кто-то случайно, кто-то по глупости, но все потому, что война. Правда пока никто не погиб на Юркиных глазах, да и друзья пока все целы. Были ранения снайперами, подрывы на минах, арабские трупы и пленные. Но все как-то стороной, ты вроде не актер в этом театре. Ну пусть актер, и пусть это твой театр, но ты не играешь в этой пьесе. Ладно, пусть и пьса твоя, то ты не выходишь в этом действии. Этакий зритель за кулисами. То есть ты участник, но с тобой такого быть не может. Ощущения безысходности, как при обороне Сталинграда или при наступлении на Берлин ни у кого не было. Как не странно все совсем не так страшно, как в фильмах Спилберга или Бондарчука. Хотя серьезнейший стресс все же чувствовался. Это не злобность или бессонница, это не приступы гипертонии, поноса, невротического тремора или беспричинного страха. Страх есть, но причинный. Страх это война, это враги рядом, это когда чувствуешь, что освобожденное население вполне искренне мечтает тебя убить и желательно самым садистским образом. И убьет, если будет возможность, и поиздевается всласть. А ты наоборот, хочешь остаться живым, получить причитающиеся деньги кучкой, жизнь новую начать. И чтобы тебя не убили принимаешь незамысловатые такие меры – согласованно воюешь в составе своего подразделения, убивая сам. Такая вот простецкая дилемма – или ты его, или он тебя. Третьего не дано, а кто прав, кто виноват, в такой ситуации дискутировать крайне вредно. Результат таких дискуссий всегда один – он тебя. Этому в Американской Армии железно учат: хочешь домой – воюй, хочешь жить – убивай. Честный бой, это где ты победил.
Рядовой первого класса Иури Гмиа (Yury Gmyr) на своем «Страйкере» ушел на боевое патрулирование окрестностей Тикрита. Ну не один, конечно, а в составе патруля из трех боевых машин. Нарвались на засаду. Первым шел легенький «Хаммер», затем «Страйкер», а замыкала колону «Брэдли». За ночь арабы умудрились подкопаться сбоку под асфальт, да засунуть туда пяток артиллерийских снарядов с проводами. В этом месте по обе стороны дороги шли заборы, сложенные из желто-серого сырцового кирпича. Где-то была проковыряна дырка. За этой дыркой, служащей смотровой щелью и прицелом одновременно, сидел араб-партизан с большим заряженным конденсатором, «оператор» электро-проволочной детонации. Фугас сработал под «Хаммером». Взрывом с кузова выбросило пулеметчика, тот кувыркнулся в воздухе, да неудачно приземлился «рыбкой» прямо на голову. Тут и каска бесполезна – по странному повороту головы было видно, что шея сломана, и солдат мертв. Водителя вышвырнуло на обочину, «Хаммер» валялся на боку, а из его окна беспомощно выныривала окровавленная рука, видать третий солдат ранен и самому ему не вылезти.
