Бойцы довезли меня до небольшого села Семисотка. Я знал, что здесь расположен полевой аэродром одного из полков нашей дивизии. В санчасти как следует обработали ожоги, перевязали. Спина не то стала меньше болеть, не то я начал к этому привыкать. Мог даже, правда с трудом - жгучая боль пронизывала все тело, - приподняться на локтях.
Нужно как-то добираться до своего полка, хотя бы сообщить о себе. Не покидала мысль о Степане Карначе. Успел ли сесть? Майор прав, его самолет весь был в дыму. В любой момент мог взорваться. Видел ли Степан, как сбили меня? Что думают обо мне в полку?
В маленькой палате санчасти кроме меня находились еще два человека. Один - тоже раненый летчик, из местного полка, второй, как оказалось, адъютант командующего ВВС 51-й армии генерал-лейтенанта авиации Е. М. Белецкого. Адъютант то ли в силу своего служебного положения, то ли по характеру был не из разговорчивых. Мы даже не могли узнать, ранен он или просто болен. Но главным было то, что к вечеру в палату зашел, на ходу сняв фуражку и поглаживая полысевшую голову, генерал Белецкий.
Обратил внимание генерал и на меня, на мою "впечатляющую" внешность. Кожа на лице успела превратиться в волдыри, обильно покрашенные зеленкой. Бинтовать лицо не стали: на свежем воздухе заживет скорей.
Я решил воспользоваться вниманием генерала. Когда он спросил, что случилось, постарался почетче доложить, кто я, откуда. Коротко рассказал про воздушный бой.
Да, Белецкий уже слышал, что штурмовики сегодня отработали отменно. А вот про истребителей... Генерал собирался уходить, когда я попросил его сообщить обо мне подполковнику Кутихину. Он пообещал:
- Обязательно! Сделаю, лейтенант.
С часу на час, изо дня в день я ждал, что за мной приедут или прилетят из полка. Терпеливо лежал в палате санчасти, расположенной в небольшом здании бывшей сельской школы.
Были моменты, когда казалось, что боль ушла. Я лежал, боясь пошевелиться, спугнуть блаженное состояние. Но снова и снова, с постоянством морских волн накатывала боль. То тупая, разливающаяся по всему телу, то острая, колющая где-то в спине.
Днем было легче: можно поговорить с соседом (адъютант Белецкого участия в разговоре не принимал). Летчик интересно мыслил о тактике воздушного боя, о применении истребителей. Он хорошо знал труды видных авиационных теоретиков - В. В. Хрипина, А. Н. Лапчинского, Е. И. Татарченко о тактике воздушного боя, о способах завоевания авиацией господства в воздухе. Я уж было подумал, что старший лейтенант успел закончить перед войной академию, но он, тяжко вздохнув, сказал, что, к сожалению, не попал. Часто, не стесняясь присутствия адъютанта, он упрекал командование, что плохо до сих пор изучаются опыт противника, его тактика:
- Вот мы их ругаем: "Ах, какие они нехорошие, коварные - то со стороны солнца навалятся, то из облаков налетят..." Я не о количественном преимуществе, я о хитрости. Не знаю, как ваш командир, а мы до сих пор почти как на парад летаем. Если звено, так все три самолета крылышко в крылышко, если два звена - тоже рядом друг с другом. Ни маневра тебе, ни осмотрительности. Только и гляди, чтобы ведущего не обогнать или не отстать...
Полк в Семисотке летал еще на И-16, и мой сосед возмущался тем, что в плотном строю невозможно использовать достоинства этой довоенной машины на горизонталях: "Умелый летчик вираж на "ишаке" выполнит за десять двенадцать секунд, а на "мессере" и за двадцать не сделаешь". Я возразил ему, сказав, что в нашем полку мы давно летаем парой, причем нас никто не ограничивает ни в интервале, ни в дистанции. Сообщение о том, что мы летали парами даже в составе больших групп, хотя по-прежнему считалось, что звено должно быть из трех самолетов, летчика не удивило.
- Ну и что? Молодцы. Мы тоже иногда парами летаем. Только это хорошее дело у нас не от хорошей жизни - машин не хватает. А пара, брат, вещь! Ты посмотри, как немцы ходят, сам, наверно, обращал внимание - пара тут, пара там и где-нибудь еще обязательно пара - четверка ходит. Ты с одной группой связался, чуть замешкался - обязательно кто-то еще навалится. А мы пока только думаем об ударных группах и группах прикрытия, хотя раньше немцев знали о них. - Летчик говорил так, словно продолжал спор, начатый с кем-то очень давно.
