На берег озера мы не пошли, в Запретный лес тоже. Малфой был, конечно, беззаботен, но не до такой степени, чтобы распивать спиртное на виду всей школы.
Он вывел меня на парапет одной из башен и парой взмахов палочки создал нам круглый столик со стульями. Из воздуха соткались два бокала, ведерко со льдом, в которое погрузилась бутылка, и прочие приборы. Его колдовство было преисполнено небрежного изящества. Ветер трепал его платиновые волосы, умудряясь не портить прическу. Он был удивительно гармоничен здесь, на высоте, среди воздуха и прохладного сырого ветра, на фоне свинцово-синего неба и золотисто-багряных всполохов листвы Запретного леса. Само совершенство.
Я любовался и очаровывался им с охотой уставшего от жажды бедуина, набредшего на оазис.
Он шутил, вызывая ответную улыбку, учил разбираться в вине и в подробностях рассказывал о том, как правильно есть устриц.
Я посмотрел, как беззащитно дрожит прозрачное тело моллюска от лимонного сока, и признался:
— Будь я не целителем, а каким-нибудь ювелиром, я бы это есть не стал. Как-то оно не очень аппетитно выглядит.
— Это деликатес!
— Верно. И на несчастье этого морского гада, я не брезглив.
Я втянул в рот содержимое раковины и замер, задумчиво прислушиваясь к сигналам языка. Создалось полное ощущение, что во рту оказались сопли с лимоном и морской водой. Понятно, почему её жевать не рекомендуется — потому что делать это решительно невозможно. Я мужественно сделал глоток, и бедная устрица рухнула в мой желудок, чтобы через двадцать минут помереть там от асфиксии.
Малфой с интересом следил за выражением моего лица.
— Ну, как?
— Знаешь… — я судорожно глотал вино. — Крестьянская кровь моих предков, которые столетиями жили у пресных рек, как-то… не воспринимает таких изысков.
Малфой хохотнул и с видимым удовольствием съел свою устрицу.
— Это не предки — это ты ничего не понимаешь во французской кухне.
Я ложечкой выковырял очередную устрицу из раковины и отправил её в рот. Малфой удивленно моргнул.
— А зачем продолжаешь есть, если не понравилось?
— Ну, не умирать же той первой устрице в одиночку? Тем более, еда сытная. Чистый белок! — я выхлестал вино из бокала.
Взгляд у него стал цепким и странным, когда в мой рот отправилась третья устрица.
— Вадим… Извини за вопрос, но… Ты голодал?
Я отложил пустую раковину.
— Почему ты так решил?
— Тебе не понравились устрицы, но ты их ешь, потому что они сытные. А еще ты всегда носишь с собой еду. Все думают, что это просто мера предосторожности, тебе ведь подливали зелья, но… Я только сейчас понял, что вся твоя еда — продукты длительного хранения.
Я опустил взгляд.
Малфой попал в точку. Моё детство, то далекое детство, когда я был настоящим ребенком, пришлось на девяностые. А мои родители были простыми людьми не самых высокооплачиваемых профессий: врач и милиционер. Огород был небольшим, коз у нас украли. Спасибо соседям и родне, которые делились молоком и яйцами, и лесу за грибы, ягоды и даже иногда настоящую дичь. Чтобы не загнуться, мы пахали всей семьей, в том числе и я, на тот момент настоящее семилетнее дитя. И мои гастрономические капризы как-то очень быстро прошли. Сомневаюсь, что они вообще были. Какие капризы, если поесть хоть что-то, да еще целых три раза в день — уже счастье?
Потом, конечно, всё постепенно наладилось, но смотреть на пустой холодильник я не мог никогда. Детская привычка таскать в сумке хоть какое-нибудь печенье или козинак в студенческие годы вернулась, а потом подкрепилась попаданием сюда. Стоуны были хорошими людьми, но на наказания в виде лишения ужина я несколько раз нарывался.
— Это магглы тебя морили голодом? — проницательно спросил Малфой. В голосе его слышалась тщательно подавляемая злоба. — Приют? Я наслышан об их традициях…
— Никто меня нарочно голодом не морил, — твердо сказал я, поднимая голову и глядя прямо в посуровевшие глаза.
Дыхание перехватило. В горле как будто врастопырку застряла злосчастная устрица, пытаясь спасти свою жизнь. Я заинтересованно уставился на озеро, попивая вино. Отсюда открывался потрясающий вид. И Шардоне такое вкусное, гораздо вкуснее морских гадов.
