— А Сириус говорил, что его брат тихий и спокойный, — заметил Гарри, когда Регулус в ярости запустил в Сириуса подсвечник.
— Посмотрел бы я на твоё спокойствие, окажись ты на его месте, — философски сказал я.
От увесистой шкатулки Сириус спрятался за диваном и явно привычно подкатился снизу, ударяя любимого братца под ноги. Регулус так же привычно запрыгнул на стол, схватил газету и размашисто, несколько раз ударил ею по лицу старшенького, точь-в-точь как Шурик — Федю из комедии Гайдая.
Что примечательно, проклясть друг друга парочка не попыталась ни разу. Впрочем, у Регулуса не было палочки, а Сириус, видимо, не пользовался своей из солидарности.
А еще он был здоровее. Он отмахнулся от газеты, перехватил тонкое запястье и с радостным хохотом притянул брыкающегося Регулуса к себе, отчего брат чуть не слетел со стола.
— Ох, Реджи! Как я рад, что ты жив!
— Идиота кусок! — выпалил злющий братец и наподдал ногой по коленке.
Сириус охнул и довольно зажмурился, обнимая его крепче.
— Давай, назови еще разок дебилом!
— Дебил! Даун! Олигофрен! — послушно отозвался Регулус.
Он окончательно выбился из сил и теперь только шипел, не пытаясь вырваться и уложив голову на широкое плечо брата. На фоне высокого, отъевшегося, заматеревшего Сириуса он казался совсем мелким. Сириус стащил его со стола, помог дойти до дивана. Коленки у младшего Блэка подкашивались, тело била нехорошая дрожь.
— Чтоб тебя гиппогрифы драли, — выдохнул он, откинувшись на спинку дивана. По лицу разлилась предобморочная бледность. — Я так зол, что даже проклясть не могу…
— Я тоже тебя ненавижу, — ласково отозвался Сириус, расшнуровывая ботинки на его ногах.
Н-да, все-таки нет пока у Регулуса такого здоровья, чтоб по столам прыгать и скандалить. Я поправил свою почтальонку на плече и пошел вниз, к долбанутым Блэкам.
— Ты совсем всё сжег, да? — тоскливо спросил Регулус.
Тусклый взгляд, упершийся в потолок, мне не понравился категорически. Сириус тоже почуял неладное и вскинул голову. Глянул на побелевшее лицо и потянул за плечо, укладывая на подушки. Я замер за его спиной, у входа, не подходя ближе.
— Я не трогал чемодан, — помолчав, признался Сириус. — И не лез в письменный стол. Избавился только от того, что висело на стенах.
Регулус вздохнул так, что стало ясно — как раз на стенах всё и было.
— Да и к чему тебе эти статьи о Лорде? — нарочито бодрым голосом спросил Сириус, опуская задравшийся рукав на руке брата, прикрывая им мертвую Метку. — Ты же, в конце концов, поумнел, осознал ошибочность политики и…
Регулус дернулся так, как будто ему отвесили пощечину.
— Замолчи! Ты ничего не понимаешь! И ничего о нем не знаешь! Ничего!
От неожиданного, полного боли крика у меня зазвенело в ушах.
— Хорошо-хорошо, только не кричи, — согласился Сириус и оглянулся на меня. Такой тревоги я на его лице еще не видел.
А из Регулуса, казалось, вышли все силы. Он замолчал, глотая воздух. Худые руки безвольно упали на часто вздымающуюся грудь. Белое лицо исказилось в нервной судороге. И такая смертная тоска проступила на нем, что у меня самого сжалось сердце.
— Я видел статью о смерти Темного Лорда, — тихо-тихо прошептал Регулус, закрыв глаза. — Эту фотографию…
— Да, Дамблдор все-таки победил, — осторожно кивнул Сириус.
— Всё разбилось, — горечь в голосе можно было черпать ложками. — Всё сгнило. Ничего не осталось. Радуйся, брат. Нет у нас больше короля. И больше не будет. Никогда.
Ни слез, ни всхлипов. С юного лица в потолок смотрели черные от горя глаза. Я схватился за сумку в поисках успокоительного. Сириус выхватил палочку и быстро наколдовал бокал воды.
— Там, в тех кошмарах мы были живыми. Зачем вы меня вытащили? — всё продолжал шептать Регулус, глядя вверх. — Я же уже мертвым туда пришел. И сейчас хоть и живой — все равно мертвый.
Сириус потянул брата за плечи, тот покорно, как безвольная кукла, сел и позволил напоить себя лекарством.
— Я тоже мертвым из Азкабана вышел. Это пройдет, Реджи.
Я осторожно сел рядом и погладил холодные руки, делясь теплом. Нет, Сириус ошибался. Не пройдет это у Регулуса. Ни через год, ни через три, ни через пять. Без помощи он не выживет с таким грузом на совести.