Я в смятении озираюсь, разбрызгивая волосами веер капель по поверхности, но кругом нет и следа нападавшего. Ручей опять спокоен, вода течет мимо с переливчатым журчащим смехом. Только птицы молчат.
Я тяжело поднимаюсь на ноги. Вижу на берегу улыбающуюся Валку. На миг успеваю бестолково подумать, что улыбка обращена ко мне, но компаньонка смотрит за мою спину. Нутро скручивает нестерпимым ужасом, тяжелым и плотным, как свинец. И, совершенно не желая узнавать, я оборачиваюсь.
Дама стоит в воде буквально в паре шагов. Рассыпанные по плечам черные как тушь волосы обрамляют бледную кожу и острые скулы. Платье словно соткано из воды, тело под ним почти сливается с песком на дне ручья. И опять этот взор, бездонные темные провалы в глазницах. Она вытягивает руку, на губах мелькает короткая злобная ухмылка: в пальцах у нее зажат перерезанный шнурок, на котором кошелек с даром моей матери качается над водой. Теперь в ее власти использовать против меня чары.
Я наконец решаюсь встретить ее взгляд и вижу знакомое выражение глаз.
– Ты хорошо послужила мне, – говорит она Валке. В голосе свистят летящие в ночном воздухе клинки. Я вскидываю голову, не желая отворачиваться.
– Я старалась, миледи, – отвечает Валка с берега. – Не один раз, а дважды привела ее к воде, как вы приказывали.
– После первой попытки я почти было отказалась от соглашения, – говорит Дама с плохо скрытым презрением.
Почти? В памяти мелькает единственный раз, когда мы с Валкой доселе ходили к ручью. Тогда мы все время были на виду у стражи. Теперь понятно, почему Дама явилась ко мне со своим предложением той же ночью.
– Хорошо, что в этот раз ты справилась.
– Вы обещали наградить меня, – надменно напоминает Валка, злясь оттого, что ей выговаривают при мне. Я вместе с ней жду ответа Дамы.
– Ты получишь свою награду, – отвечает та, не отводя взора от меня. – Станешь принцессой.
– Что? – Я смотрю на обеих по очереди, сбитая с толку. Принцессой? Валка?
– Помолчи, – огрызается она. – Тебе слова не давали. Дама обещала мне, что я буду принцессой вместо тебя и никто не узнает.
– Нет. – Я мотаю головой, будто выпила лишнего, и совершенно ничего не понимаю. – Это невозможно.
Дама роняет руку – кошелек с платком растворяется в ее платье. Вновь поднимает ладонь – и я вижу мерцание самоцвета в кольце. Она делает такое же непринужденное скользящее движение пальцами, какое я помню с той ночи в спальне, и меня окатывает силой.
Я неуклюже пячусь и падаю на низкий берег. Слышу позади тихий вскрик Валки, и вдруг кости выкручивает из суставов, мышцы сводит судорогой, жар пламени разливается по коже и выжигает глаза. Я пытаюсь кричать, но язык рассыхается на воздухе. И тут боль исчезает, отступает так же молниеносно, как пришла. Несколько мгновений я лежу, скорчившись, на берегу, не шевелясь, чувствуя только течение воды вокруг ног. Потом заставляю себя выпрямиться и ищу взглядом Валку.
Но ее рядом нет. Вместо нее на склоне ручья я вижу себя, свою косу из прямых темных волос, свои мелкие черты лица, измученного и усталого, но счастливого – потому что счастлива Валка.
Будто во сне я нащупываю и разглядываю косу на себе – рыжую и кудрявую. Дыхание хрипит в груди, а я все всматриваюсь в волосы, в пальцы – длинные, тонкие и мягкие.
– Что ты натворила?! – кричу я на Валку-теперь-себя.
Ее губы трогает презрительная усмешка.
Во мне рождается какое-то странное чувство. Я резко поворачиваюсь к Даме, мое лицо кривит гнев.
– Так нельзя! – снова кричу я, будто что-то в этом фарсе можно исправить негодованием.
Дама улыбается:
– Определенно можно, и я это сделала, маленькая принцесса. Что теперь?
– Все узнают, что она – подделка. Стоит только рассказать… – Мои слова застревают в горле Валки.
Дама смеется, и смех ее страшен – чистый, прозрачный, ледяной звук.
– Ты никогда не заговоришь об этом.
Еще один взмах рукой, еще одна вспышка солнца на гранях камня.
Золотая цепочка рождается прямо из воздуха и летит ко мне, а я не могу шевельнуться, прикованная к месту в чужом теле. Цепочка туго обхватывает горло, будто защелкиваясь.
– Что?.. – Я пытаюсь вдохнуть, и она сжимается сильнее, душит меня, впиваясь в кожу. Я падаю на берег, пытаюсь вцепиться в удавку ногтями, но не могу ухватить ее, взор заполоняет мерцание солнечных бликов на воде. Я смутно слышу собственный смех в устах Валки. Замираю без движения, и гнев в груди остывает, оседает тяжелым комом под ребрами. Цепочка ослабляет хватку, но все еще обнимает меня за горло где-то под кожей посередине шеи.
