Колыма - страница 11

[5] и под обстрелом Panzers[6] им предстояло решить головоломку – как за считанные минуты уничтожить сотни политических преступников, размещенных в двадцати камерах. Времени на расстрел или повешение уже не оставалось, и он предложил воспользоваться гранатами, бросая их по две штуки в каждую камеру. Он прошел в конец коридора, отворил маленькое зарешеченное окошко и забросил гранаты внутрь. Дзнинь-дзинь — покатились они по бетонному полу. Он с лязгом захлопнул окошко, чтобы заключенные не выбросили их наружу, и побежал по коридору, чтобы укрыться от взрыва, представляя, как люди бросаются к гранатам и пытаются ухватить их неловкими грязными пальцами и протолкнуть сквозь решетку маленького окна наружу.

Сурен зажал уши ладонями, словно это могло помочь ему избавиться от воспоминаний. Но звук становился все сильнее, громче и громче, и гранаты катились по бетонному полу одной камеры за другой.

Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь.

Он закричал:

– Хватит!

Отняв ладони от ушей, он вдруг понял, что кто-то стучит в дверь.

13 марта

Горло жертвы было изуродовано глубокими неровными разрезами. Выше или ниже того, что осталось от шеи мужчины, ран не было, и это создавало противоречие впечатление: то ли преступник впал в бешенство, то ли полностью владел собой. Учитывая зверский способ убийства, крови было на удивление мало. Напоминая жуткие ангельские крылышки, она небольшими лужицами растеклась влево и вправо от трупа. Очевидно, убийца сбил жертву с ног и прижал ее к полу, продолжая наносить яростные режущие удары еще долго после того, как Сурен Москвин (возраст – пятьдесят пять лет, заведующий небольшой университетской типографией) скончался.

Тело его обнаружили ранним утром, когда его сыновья – Всеволод и Авксентий – нагрянули к нему в типографию, обеспокоенные тем, что отец не пришел домой ночевать. Убитые горем, они вызвали милицию, которая застала в его кабинете полный разгром: из рабочего стола выдвинуты все ящики, по полу разбросаны бумаги, шкафчики взломаны. Милиция пришла к заключению, что здесь произошла кража со взломом. И только ближе к вечеру, примерно через семь часов после выезда на место преступления, они связались с Отделом по расследованию убийств, который возглавлял бывший агент МГБ Лев Степанович Демидов.

Лев привык к подобным задержкам. Три года назад он сам создал этот Отдел, используя авторитет, заработанный им при раскрытии убийств сорока четырех детей. Взаимоотношения с милицией не задались с самого начала. Сотрудничество было нерегулярным и половинчатым. Многие чины в милиции и КГБ воспринимали само существование Отдела как недопустимый вызов себе и государству. В сущности, они были правы. К созданию отдела Льва подтолкнули чувства, которые теперь вызывала в нем его работа. За время своей прошлой карьеры он арестовал множество гражданских лиц, причем на основании всего лишь отпечатанных на машинке списков фамилий, полученных им от своих начальников. И напротив, Отдел по расследованию убийств занимался поисками вещественных, а не политических доказательств и улик. В обязанности Льва входило предоставление фактов по каждому делу вышестоящему начальству. Что с ними случалось потом, лежало уже не на его совести. В глубине души Лев надеялся, что когда-нибудь его нынешняя работа уравновесит грехи прошлой, и преступников среди арестованных им людей окажется больше, чем невинно осужденных. Но, даже по самым оптимистическим подсчетам, ему предстояло пройти долгий путь.

Свобода действий, предоставленная Отделу по расследованию убийств, привела к тому, что их работа проходила под грифом «Совершенно секретно». Они отчитывались непосредственно перед высшим руководством Министерства внутренних дел, являясь негласным подразделением Главного управления уголовного розыска. Население в массе своей все еще продолжало – как и следовало – верить в постепенное развитие общества. И снижение уровня преступности было основным постулатом этой веры. Факты, противоречащие ему, сознательно не доводились до сведения общественности. Ни один гражданин не мог обратиться непосредственно в Отдел по расследованию убийств, потому что никто не подозревал о его существовании. По этой причине Лев не мог делать запросы или допрашивать свидетелей, ведь подобные действия были бы равносильны распространению сведений об истинном уровне преступности в стране. Предоставленная ему свобода была, таким образом, очень своеобразной, и Лев, изо всех сил старавшийся забыть о своей прежней карьере в МГБ, обнаружил, что руководит совершенно новой разновидностью своей бывшей службы.