Я посмотрел мимо него. Миссис Керриган не шелохнулась. Подняла руку и вытерла здоровый глаз.
Улыбка на его лице слегка померкла. Кивнул на Хитрюгу:
– Этот, что ли, мальчишка?
Хитрюга помахал удостоверением:
– Детектив-инспектор Дэвид Морроу.
– Рад за тебя. – Энди Инглис положил мне руку на поясницу и вытолкнул в коридор. Понизил голос: – Только между нами…
– Если ты насчет денег, то их у меня нет. О’кей?
Его брови удивленно полезли вверх.
– Какие деньги?
– Тридцать две тысячи. Миссис Керриган сказала, что я тебе должен…
– Ты что, сдурел? – Наклонил голову. – Эш, мы твой долг списали, когда твоя дочь погибла. У тебя и без этого проблем хватало.
– Ты… – Я закрыл глаза. Глубоко вдохнул. Сжал кулаки, костяшки пронзило болью. Никакого долга не было. Она просто меня надула. Прессовала, в глаза врала.
«Ты что думаешь, я перестану тобой заниматься только потому, что ты из тюрьмы вышел?»
Когда я открыл глаза, Энди Инглис хмуро смотрел на меня:
– Ты в порядке?
– Спасибо.
Он покачал головой:
– Да ладно. Для чего еще нужны друзья? – Тяжелая рука потрепала меня по плечу. Посмотрел в сторону комнаты миссис Керриган: – Ты ее арестовывать будешь или убьешь?
– Она похитила и подвергла пыткам офицера полиции.
– Мне наплевать, что хочешь, то и делай. – Зашагал по коридору. – Не забудь, «У Пьяного гуся», Кейрнберн. Тебе понравится.
Я вернулся в комнату.
Хитрюга стоял рядом со столом, пялился на тарелку с вырезкой, жареной картошкой и спаржей. И еще на большой бокал с красным, рядом с тарелкой.
– Знаешь, что мне на ланч давали? Вареную цветную капусту, и она была бежевая.
Мисси Керриган не подняла глаз:
– Чего вылупились, говорите, зачем пришли.
Я взмахнул тростью, как фокусник:
– Хитрюга, прошу.
– С удовольствием. – Покачал головой из стороны в сторону, щелкнув шейными позвонками. – Мэви Керриган, вы арестованы за пытки и попытку убийства детектива-инспектора Дэвида Морроу. Вы имеете право не…
– Да тебе, твою мать, давно вырасти пора. – Она взяла со стола нож с вилкой и отрезала кусок стейка. Внутри он был почти сырой. – Кто, черт возьми, собирается меня обвинять? У тебя нет ни доказательств, ни свидетелей.
Я ткнул себя указательным пальцем в грудь:
– Я свидетель.
Она улыбнулась:
– Нет, мистер Хендерсон, ты не свидетель, потому что, если бы ты им был, тебе следовало бы побеспокоиться о своей семье. Тебе и раньше следовало бы задаться вопросом, куда делись твои жена и брат и что с ними может случиться. На сколько кусков их разделают перед смертью.
– Думаешь, я испугаюсь?
– Нет?
Я улыбнулся ей в ответ:
– Хитрюга, в Монкюир Вудз захоронен пропавший бухгалтер, Пол Мэнсон. Это она его застрелила. Две пули. Пистолет спрятан под половицей в доме старика Кинана, недалеко от Логансферри. На нем ее отпечатки пальцев. – Улыбнулся ей еще шире.
Она сунула в рот кусок мяса, пожевала.
– Я, мать твою, убью всех, кого ты когда-нибудь любил. Хитрюга махнул рукой:
– Встать.
– Отвали, толстяк. – Отрезала еще кусок сочащегося кровью мяса. – Только прикоснись ко мне – и ты покойник. И мама твоя. И твой бойфренд.
Он склонился над ней:
– Давай окажи сопротивление при аресте. Очень тебя прошу.
– Ты чего себе думаешь, если меня запрут, я остановлюсь? На самом деле? – Показала вилкой на Элис: – Первое, что я сделаю, – устрою так, чтобы кто-нибудь схватил твою маленькую подружку-психолога.
Я сунул в рот стебелек спаржи:
– Он избавился от тебя, не так ли?
Кусочек стейка.
– Ты стала мешать. Вышла из-под контроля. Похищаешь офицеров полиции, подвергаешь их пыткам. Убиваешь людей, потому что они надоедают тебе за ужином.
Она сжала в руках столовые приборы, костяшки пальцев побелели.
– Нужны Энди Инглису такие отношения, как ты думаешь? И сколько, по-твоему, ты проживешь в заключении? День? Неделю? Он не захочет рисковать, когда ты станешь сотрудничать со следствием.
Миссис Керриган уставилась на меня единственным оставшимся глазом:
– Думаешь, Энди Инглис один такой в городе? Мне очень многие обязаны. Я знаю одного милого русского джентльмена, который с удовольствием покажет твоей сучке, как надо развлекаться.
– Все кончено.
– Да ни хера. Они пустят ее по кругу, человек десять, пока от нее не останется только кровь и агония.
