С рассветом - с бугра густо, цепь за цепью, как волны. Из терна вихрастого стрельба пачками с прицелом, с выдержкой. В полдень командир отряда о подошву сапога излатанного выбил трубку, взглядом равнодушно-тяжелым обвел всех:
- Неустойка выходит, товарищи!.. Плывите через реку, в десяти верстах хутор Громов,- закончил устало: - Там - наши...
Коня расседлывая, крикнул Гришка отцу:
- Чего ж ты?!
- Глупство!..-строго сказал Пахомыч, а у самого челюсть нижняя запрыгала.- Плыви, Гриша!.. Коня разнуздай... А я того... стар уже...
- Прощай, батя!..
- С богом, сынок!..
- Ну, иди, лысый! Да ну же, черт, спужался!..
По пояс, по грудь, а вот уж одна голова Гришкина с бровями насупленными да сторожкие уши коня над сизой водой.
Загнал Пахомыч обойму сплющенным пальцем, на мушку ловил перебегавшие фигурки людей, потом выкинул последнюю дымную гильзу и руки волосатые поднял:
- Пропадаем, Игнат!..
В упор в лошадиную морду выстрелил Игпат, сел, широко расставив ноги, сплюнул на сырую, волнами напелованную гальку и ворот рубахи защитной разорвал до пояса.
IX
За завтраком Михаил усики белобрысые нафиксатуренные самодовольно накручивал.
- Теперь, мамаша, меня произвели в сотники за то, что большевизм в корне пресекаю. Со мною очень не разбалуешься, чуть что - и к стенке!
Мать вздохнула:
- А как же, Миша, наши?.. На случай, может, придут они...
- Я, мамаша, как офицер и верный сын тихого Дона не должен ни с какими родственными связями считаться. Хоть отец, хоть брат родной - все равно передам суду...
- Сыночек!.. Митенька!.. А я-то как же?.. Всех вас одной грудью кормила, всех одинаково жалко!..
- Без всяких жалостей!..- Глазами повел строго на сынишку Игнатова: - А этого щенка возьмите от стола, а то я ему, коммунячьему выродку, голову отверну!.. Ишь смотрит каким волчонком... Вырастет, гаденыш, тоже большевиком будет, как отец!..
Х
На огороде возле Дона полой водой и набухающими почками тополей пахнет. Волны гребенчатые укачивают диких казарок, плетни огорода лижут, обсасывают.
Сажала картофель Пахомычева старуха, двигалась промеж лунок натужисто. Нагнется, и кровь полыхнет в голову, закружит ее тошно. Постоит и сядет. Молча глядит на черные жилы, спутавшиеся на руках узлом замысловатым. Губами ввалившимися шамшит беззвучно.
За плетнем Игнатов сынишка в песке играет.
- Бабуня!
- Аюшки, внучек?
- Поглянь-ка, бабуня, чего вода принесла.
- Чего же она принесла, родимый?
Встала старая, лопату не спеша воткнула, дверцами скрипнула. На отмели - ногами к земле - лошадь дохлая лоснится от воды, наискось живот лопнул, а ветерком вонь падальную наносит.
Подошла.
Шею лошадиную мертвые руки человека обняли неотрывно, на левой повод уздечки замотан накрепко, назад голова запрокинута, и волосы на глаза свисли. Глядела, не моргая, как губы, рыбой изъеденные, смеялись, ощеряя мертвый оскал зубов, и упала...
Космами седыми мотая, на четвереньках в воду сползла, голову черную охватила, мычала:
- Гри-ша!.. Сы-но-о-ок!..
ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА М 186
За самоотверженную и неустанную работу по искоренению большевизма в пределах Верхне-Донского Округа сотник Крамсков Михаил производится в подъесаулы и назначается комендантом при Н-ском Военно-Полевом Суде.
Командующий Северным фронтом:
Генерал-майор М. Иванов
Адъютант (подпись неразборчива).
XI
Дорога обугленная. Конвойные верхами и их двое. Подошвы в ранах гнойных. В одном белье, покоробленном от крови. По хуторам, по улицам, унизанным людьми, под перекрестными побоями. На другие сутки вечером - хутор родной. Дон и синеющая грядуха меловых гор, словно скученная отара овец. Нагнулся Пахомыч и клок зеленой пшеницы выдернул, губами задвигал трудно:
- Угадываешь, Игнат?.. Наша земля... с Гришей пахали...
Сзади свист плети витой.
- Без разгово-ров!..
Молча, головы угнув, по хутору. Ноги свинцовеют. Мимо частокола, мимо хаты саманной. Глянул Пахомыч на двор, ощетинившийся бурьяном махровитым, и грудь потер там, где колом" больным и неловким, растопырилось сердце.
- Батя! Вон мать на гумне...
- Не видит!..
Сзади:
- Молчи, сволочуга!..
