Порциус Гиммель говорил еще долго. Большая часть его слов оставалась для Мартины непонятной. Но девушка слушала очень внимательно и ни разу не попыталась перебить. Уныние и страх прошли сами собой, и она чувствовала тихую радость. Теперь ей было совершенно ясно, что надо делать.
Жульен де Мерикур в ярости выскочил во двор и зашагал к конюшням, остервенело хлопая по сапогу рукояткой хлыста. Заметив у ворот оседланную лошадь, которую вел под уздцы конюх-латгал, француз, не долго думая, вскочил в седло, вырвал уздечку и пришпорил животное. Стоящие у подъемного моста стражники едва успели отскочить в сторону, а тот из них, кто оказался менее расторопным, получил хлыстом по плечам.
За пределами замка Жульен дал коню шенкелей и понесся напрямик через холмы. Ему хотелось развеяться и придти в себя, но от бешеной скачки только перехватывало дыхание, и кровь сильнее стучала в ушах. Внезапно лошадь споткнулась. Сделав несколько неуверенных шагов, она сумела выровнять ход и не упасть, но тут уже всадник натянул поводья так резко, что едва не порвал ей рот. Лошадь нервно задергала ушами, переступая с ноги на ногу. Ее бока ходили ходуном, а выступившая на них пена оставила на бархатных штанах француза темные пятна. Упершись руками в луку седла, Жульен с трудом перевел дыхание, после чего выругался.
Оглянувшись, он заметил, что со стороны замка к нему направляется еще один всадник. Первым побуждением француза было снова пустить лошадь в галоп, чтобы избежать встречи, но, приглядевшись, он узнал Германа Зауге.
Тот, не торопясь, подъехал и молча остановился поодаль. Его лицо по-прежнему закрывала повязка, однако видимая половина была бледна и неподвижна. Единственный глаз потускнел и слезился. Зауге аккуратно промокнул его платком.
– Зачем ты за мной следишь? – Жульен капризно скривил губы. – Мне, что, не дадут побыть одному?
– Не хочу, чтобы тебя загрызли волки, – тихо ответил немец.
– Хуже тех волков, что живут в замке, я не встречал!
– Ты говорил с баронессой?
– Говорил ли я с ней? Говорил ли я с этой упрямой, вздорной бабой? С этой ливонской ведьмой, потаскухой, исчадием ада? О да! Если это можно так назвать… – молодой человек презрительно рассмеялся. – Она даже не соизволила меня выслушать! Она отказалась мне отвечать, как будто я не ее муж, а неотесанный виллан! Это не слыханно! Она за это ответит…
– Мне жаль, что все так получилось, – шепнул Зауге. – Но ведь неправда, что ты после всех этих унижений собираешься покинуть Зегельс? Я в это, конечно, не верю, но ходят упорные слухи… Ты же знаешь замковую дворню – ее хлебом не корми, дай почесать языки…
Жульен побледнел.
– Об этом уже говорят? – переспросил он, беспомощно оглядываясь на замок.
– Да, я своими ушами слышал. Разумеется, я счел необходимым все опровергнуть – ты ведь не собираешься никуда уезжать… Впрочем, даже если бы собирался… это было бы вполне оправданно. Твоя жена, как говорят, мечтает блистать в свете. Если бы ты уехал ко двору короля или императора, а ее оставил здесь, клянусь святым Николаем, это была бы прекрасная месть. Но ведь ты слишком благороден, чтобы мстить женщине, хоть бы она и заслужила это сотню раз…
Француз задумался. Воспользовавшись этим, Зауге подъехал ближе и добавил, вкрадчиво понизив голос:
– К тому же покинуть поле битвы, когда победа практически у тебя в руках… Ты ведь уже почти заставил уважать себя. То, как ты говорил с баронессой сегодня, показало ей, что с тобой шутки плохи. Ты вел себя как настоящий мужчина и хозяин. Я горжусь тобой, Жульен… Лучшего момента, чтобы утвердить свое превосходство, у тебя не будет. Я могу и ошибаться… но если ты первым оставишь жену, я уверен, вскоре она почувствует величайшее сожаление. Только жаль будет оставлять ей и замок, и состояние, которое по праву принадлежит теперь тебе… Но вряд ли в замке найдутся ценности, которые можно было бы взять с собой…
Жульен вскинул голову.
– Ценности? Герман, ты и вправду не знаешь, о чем говоришь! Но ты прав. Я уеду отсюда и как можно скорей. Элиза еще пожалеет о том, что так со мной обошлась… Она за все ответит! Она сгниет в этом медвежьем углу, а я буду рассыпать золото направо и налево и любезничать с красивейшими дамами французского двора! – Он дернул поводья и повернул обратно к замку.
