— А с Замком получается?
— Только пробую, антенны переключаю, отстраиваюсь.
Антенн у Вотякова — как в Останкино, каких только нет в запасе.
— Думаешь, получится?
— А? Не понял. — Радист оторвался от приборов, посмотрев на меня очень странно. — Хм… Федь, ты знаешь, какая станция была у Хейердала на «Кон-Тики»?
Я отрицательно покачал головой.
— Коротковолновый шестиваттник. Это как фонарик мощностью. И ничего, с кем только не связывались.
— На чай пойдешь? — спросил я, уже зная ответ.
— Да какой там! Сейчас Хвостов подвалит, он ротор двойного квадрата до ума доводил, полезем, поставим, покрутим. Вот и будет связь с Замком.
«А нужно ли? — отчего-то подумалось мне. — Может, посидим немножко в тишине? Отдохнем от командной суеты».
Перекинувшись с Вотяковым еще парой ничего не значащих фраз, я внезапно понял: «Тебе вот, Потапов, не хочется говорить с начальниками с Большой земли, а ты не подумал, что твои спецы не горят желанием говорить с тобой, — они до Настоящего Дела дорвались. Так что убери Око, не отсвечивай».
Осознав это, я оставил радиста в покое и направился в командный пункт.
В капитанской рубке кипела… Не, не это я хотел сказать. Там царило Настроение. Там сверкал и блестел сам Дух Путешествия. Шкипер наконец-то снял свой парадно-венчальный китель и облачился в любимый рабочий комбинезон. Маурер светился так, что и подсветки приборов были не нужны. Катрин в этом не отставала: важно и усердно пыхтела над столом у большой бумажной карты, то и дело прикладывая к листу большущую линейку и транспортир. Вот непонятно мне, что можно прикладывать к фрагменту пустого океана? И зачем? Помню, Ули как-то мне объяснял, что основной метод кораблевождения есть счисление пути по времени, скорости и курсу. Но я благоразумно промолчал.
В помещении было темно и тепло — шкипер включил систему отопления.
Первым делом я посмотрел на прикрепленный к задней переборке листок с графиком дежурств. Такие же висят в кают-компании, в машинном отделении и в радиорубке. Все заходят и смотрят на график, хоть и помнят свое время отлично. Вот и я посмотрел: ответственное дело.
— Акул успел заметить, Тео? — спросил Ули, показав указательным пальцем на экран гидролокатора.
Общение в экспедиции происходит на русском языке, с примесями англо-немецкого в сложных случаях: в анклаве давно сложился некий пиджин. Но иногда люди переходят на другой язык. Как сейчас, например.
— Видел дельфинов, часа два назад, трех.
— Не то! Проспал ты, что ли? Только что парочка мимо проплыла. Здоровенные! А может, это и не акулы…
— А кто?
Маурер не ответил, отвел взгляд к экранам.
Я тоже посмотрел на приборы, и прежде всего на жидкокристаллический монитор корабельной РЛС. Чисто машинально глянул в наивной надежде хоть что-то увидеть, засечь какой-либо объект. Нет ничего, никаких засветок. Пусто в океане.
— Как идем, дружище?
— Лучше, чем я ожидал, Тео. Если волна не поднимется, то завтра к полудню подойдем к островам.
Вот это хорошие новости!
Стемнело конкретно. В темноте рубки — лишь слабая подсветка приборов, а мне отчего-то хотелось влупить на всю мощь курсовые и бортовые прожектора, чтобы увидеть все то необычное, что может оказаться на пути судна. В скошенном ветровом стекле, не дающем во время дождя или шторма потокам воды искажать обозреваемое, главенствовала серая башенка пулемета «максим». Видавший виды боевой агрегат покачивал толстым зачехленным стволом вместе с судном, выискивая впереди вероятную цель.
— Течение немного отжимает «Клевер» к западу, постоянно приходится корректировать, — посетовал Ули, тоже глядя вперед.
Какое-то время мы с напряженным вниманием следили за почти исчезнувшим горизонтом впереди. Баста, ночь на дворе. А двор наш теперь — водный мир… Море опять разыгралось, юго-восточный пассат сменился восточным, беспорядочные волны раскачивали корвет, чувствовалось, что следовать курсу становится все трудней.
— На вечерний час пойдете? Я подежурю.
— Сюда принесут, — отрезал Маурер. — Не до ужина, Тео, сам видишь…
Мелкие брызги начали перелетать через судно.
Набегающие волны то поднимали, то опускали корвет, пока что мягко, даже бережно. Гребни волн не столько валились на судно, сколько боролись между собой, в итоге некоторые поднимались выше, эти злились, шипели, разбрасывая серебристую пену.
