- Много текста не озвучил? - высказал я догадку.
- Можно подумать, ты знаешь, что такое социализм или кто был Спенсер, - ядовито сказал Глэн. Ну точно, выкидывал даже памятное для простоты. - Про первое в мое время разобраться не могут - хорошо это или плохо для людей, а автора социализма никто, кроме узких специалистов, не вспомнит. Многие и Маркса толком не читали, - так тебе его теорию излагать или книгу пересказывать?
То есть в тексте вообще огромные дыры, не подходящие моему уму. Ну припомню еще при случае пренебрежение.
- Чем закончилось? Не врать!
- В любви к Руфи была заключена вся его жизнь! Словно азартный игрок, он все поставил на эту карту.
В легком подпитии отец любил поучать. Наверное, это свойство всех родителей - мечтать, чтобы их дети не совершали собственных ошибок. Кое-кому хватало ума их сознавать. По крайней мере, многое из постоянных повторений отца отнюдь не было глупостью. Рассказчиком он был замечательным и при этом много знал об окружающем мире. Мы же не крестьяне какие, сидящие на месте всю жизнь. Разного повидал. Уже в Новом Свете его воспитание всерьез пригодилось.
Но чаще всего он настойчиво повторял: "Сынок, в жизни встретишь много женщин. Иные из них будут прекрасны, часть доступны, но пусть влюбленность и желание не застилают твоего рассудка. В первую очередь - долг перед семьей. И смотри не на личико девицы, а насколько она способна рожать наследников. Ведь кроме семьи и детей, на кого еще рассчитывать в старости и больному".
Поскольку нас у него было аж шестеро, не считая умерших, видимо, он сильно старался наплодить побольше. Думаю, будет кому кормить и без меня. Впрочем, это не мешало отцу изредка устраивать загулы, стойко перенося последующие побои от матери. Нет, когда надо было, он мог и руки в ход пустить. Если она не права, могла и в глаз получить запросто, но вот когда в очередной раз ловила на горячем, родитель даже не пытался защищаться, признавая тем самым расплату за совершенный грех.
- Остальное было только средством для достижения мечты. - Понемногу Глэн увлекся и говорил все быстрее и горячее. - Ему нужно было дотянуться до ее уровня, а Мартин поднялся выше. Он, так долго боровшийся за признание, столько сил положивший на достижение этого признания, не смог вынести... формы, в которую это запоздалое признание было облечено. Он остался прежним, точно таким же, как был раньше, когда жил впроголодь и ему отказывали от дома. И вдруг стал всем ужасно интересен. По большому счету, чего оскорбительного в том, что ты никто, покуда неизвестен, и ты - все, когда знаменит? Надо заявить о себе, иначе никто о тебе не услышит! Мало ли что возомнил о себе, сумей доказать окружающим свое превосходство.
Он осекся и замолчал. Ну да, начинаешь невольно про собственные беды вспоминать. А ведь сейчас он был искренен. Жаль, что не про него это. Подниматься не пришлось. Если не врет, родился с золотой ложкой во рту и папа всю жизнь прокладывал дорогу. Даже стараться особо не приходилось. То есть ничего такого не произносил и, скорее всего, сам не задумывался, но по оговоркам несложно представить семью и толстый семейный кошелек. Не лорд, но выходец из очень солидных горожан. Не зря бесится, когда парень вроде меня тычет его носом в помои.
- И чем все закончилось? Сел на корабль и...
- И прыгнул, идиот, в море! Утопился.
- М-да. Не по-христиански.
- Да при чем тут это! Он обожал Руфь и стремился быть достойным ее. А она оказалась глупой и больше волнующейся по поводу, что скажут соседи. Не оценила, какого уровня и по какой причине он достиг.
- Она, в сущности, ни в чем не виновата: нельзя же с человека взыскать за то, что кто-то увидел его не таким, каков он есть.
- Любовь ослепляет, - согласился он после паузы. - Да. Видишь нежное создание, а это - стерва, мечтающая облегчить кошелек и готовая с этой целью на что угодно.
- Э? Ты про книгу?
- Я о себе, - пробурчал Бэзил. В такие мгновения он совсем не походил на прежнего Глэна. - Мне плевать - грех самоубийство или нет, но как бы плохо тебе ни было, не стоит убиваться о стену. Может, это просто черная полоса. Дальше придет светлая и встретишь другую. Жизнь... она полосатая. А в Мартине автор, Джек Лондон, описал себя. Он тоже того... не по-христиански закончил. Отравился от неудач и болезней. Давай спать, а? Нет у меня сил продолжать, и печка погасла.