– Еду в Англию, – сообщил он брату. – Здесь мне делать пока нечего.
– А там, в Англии? Там-то что делать будешь?
Николай лукаво улыбнулся:
– Рыбу ловить.
– Рыбу... Ну а если всерьез?
– Если всерьез, то поеду туда изучать навигацию, чтобы стать капитаном. Понимаешь?
– Нет. Чего ради тебе в капитаны лезть?
– Ах, Сергушок, Сергушок, ничего-то ты не понимаешь. Про Роберта Пири читал? Ну, про того американца, что к Северному полюсу все рвется да никак не доберется?.. Вот видишь, читал. А что думаешь по этому поводу? А?
– Хм, уж не ты ли хочешь его опередить?
– Смотри какой догадливый. Вот именно! Опередить, может, не опережу, но свою экспедицию организую. Почему это американцы всё могут, а мы, как бабки на завалинке, сидим руки сложа да только лясы-балясы точим? Что, может, им до Северного полюса ближе, чем нам?
– Ты с ума сошел, Колюн. Как же ты это все сделаешь?
– Подготовлю экспедицию на особом моторном судне и сам возглавлю ее. Для того и еду постигать навигационное дело. Англичане по сей части – большие доки, сам знаешь. Стану капитаном, двинусь к полюсу. Чем черт не шутит, может, еще и утрем нос американцам.
Сергею многое было непонятно: и то, почему идея полюса вдруг столь бурно завладела его неугомонным братом, и как можно на моторном судне, пусть сверхособом, достичь полюса, если там кругом льды, и зачем вообще нужен он людям, этот полюс, чего ради они рвутся туда как одержимые, рискуя здоровьем, жизнью, капиталом. Вон Андрэ, шведский инженер, еще десять лет назад вздумал полететь к полюсу на воздушном шаре. Полетел и... Где он, этот храбрец? Никто не знает. Сгинул, исчез, растворился в ледяном мареве.
Но спорить с Николаем, а тем более разубеждать его Сергей не стал: он слишком хорошо знал брата, слишком любил его и давно постановил для себя – всем, чем только возможно, помогать ему, быть его опорой, его самым близким другом, как бы отцом, матерью, братом в одном лице. И хотя Сергей был уже обременен собственной семьей, Колюн оставался для него таким же родным и дорогим, как жена и дочка.
Наступил день отъезда.
Немного поохав и повздыхав, Сергей снова произнес свое традиционное: «Можешь рассчитывать на меня», а Мария Михайловна, жена Сергея, благословила деверя образом Николая Чудотворца, хранившимся в доме, и потом, держа на руках трехлетнюю Таню, долго стояла у ворот, пока муж и деверь, погрузившись в извозчичью пролетку, не скрылись за поворотом улицы.
Кто же мог тогда подумать, что Николай Евграфович покидал первопрестольную навсегда?
...Пересекая Европу, поезд мчал его к берегам Па-де-Кале. Задержавшись на несколько дней в Париже, Попов переехал на маленьком пароходике через пролив и ступил на английскую землю в Дувре. Недолго пробыл он и в Лондоне: конечной целью его путешествия был рыбацкий городок Гримсби на берегу Северного моря, и Николай Евграфович не хотел терять время попусту. Итак...
Перед ним – свинцовое Северное море и рыбацкие шхуны, заполнившие чуть ли не всю гавань. Он слышит истошные крики чаек, слышит так хорошо знакомую ему английскую речь. Великобритания... Владычица морей и академия морских наук, страна туманов, прокопченных городов и старинных замков, страна многочисленных герцогов и не менее многочисленных клерков.
Поехать в Грэйт Гримсби порекомендовал Попову один знакомый англичанин, с которым он встречался в Петербурге и с которым поделился своими планами.
– Там, даже если вы того не хотите, вас сделают мореплавателем! – сказал англичанин. – Поезжайте только в Гримсби. Я дам вам соответствующие рекомендации.
Взявшись за изучение навигации, Попов быстро понял, что для него это не такая уж хитрая штука.
«Теория дела очень простая, – напишет он впоследствии. – По книгам я стал капитаном уже через три недели. Но для свычки с морем и с управлением корабля я стал ходить с рыбаками в океан, в Исландию, в бурные зимние месяцы, когда волны не уставали перекатываться через нашу рыбацкую скорлупу».
Всю зиму проплавал он как самый обыкновенный рыбак, помогая своим новым друзьям в их нелегкой работе.
«Моряки – люди простые и чудесные, – вспоминал он несколько лет спустя. – Они часто останавливали машину на ночь, ибо не было известно, куда направлять судно, и ждали зари... Мирно спали, а скорлупа наша носилась, раскачиваемая, как щепка, передвигаясь всецело, по воле ветров и морских течений. Это тешило меня, как тешит неизвестность, сказочность жизни. Молодое, славное время!»
