— Василий Дмитриевич! Тут к вам прекрасная барышня! Говорит, что вы должны были оставить мне инструкции!..
Старик пробормотал по-немецки: «Blodsinn» (глупость, идиотство, чепуха), зажал желтую телефонную трубку большой рукой и стал делать Олегу знаки лицом.
— Я не понимаю ничего, — громко и весело признался тот. — Вы мне словами скажите!
— Да пойдите же, пойдите к ней, — прошипел Василий Дмитриевич и локтем подтолкнул Олега Петровича. — Ну, покажите ей что-нибудь!
— Василий Дмитриевич! Вы где? — позвала сзади прелестная барышня Виктория. — Я пришла!..
— Она пришла, а у меня ничего! А она платит!.. Большие деньги! — телеграфно выстукивал Василий Дмитриевич на ухо Олегу. От его фуфайки несло нафталином, табаком и кофе. — Займите ее! Только пусть не уходит! Давайте, вы должны ее очаровать!
— Васи-илий Дмитриевич!
Старик прокричал в телефон, который шмелиным басом гудел у него в ухе:
— Да, голубчик мой, да! Сейчас! — И опять зажал трубку.
— А что хоть она просила-то?! — тревожным шепотом спросил Олег.
— Ах, ну что они все нынче просят! Стулья из дворца! Непременно кресло и непременно гамбса! Давайте, идите! Покажите ей секретер! — И снова в телефон: — Голубчик вы мой, да где же я вам возьму второй точно такой же, даже любя вашу супругу более самого себя?!
Олег вышел из-за ширмы и оценивающе посмотрел на девушку.
Локоны, распахнутая шуба, замшевый жакет, каблучки. Ногти — лепестки, щечки — пионы.
— Ну?! — спросила она весело. — И что дальше?!
— Посмотрим, — ответил Олег Петрович уклончиво. — Только никакого гамбса у Василия Дмитриевича, конечно, нет, а я уполномочен показать вам секретер. Хотите?
— Как нет?!
Он удивился, что она до сих пор не догадалась.
— Да вот так. Не повезло вам.
— Ну, он же обещал! — беспомощно вскрикнула Виктория. — Мне так нужно! Мне для мамы нужно, не себе! У нее ремонт заканчивается!
— Хотите, покажу секретер?
— Ах, зачем мне секретер?! Он же обещал кресло, и именно гамбсоновское!
Олегу вдруг стало ее жалко.
— Ну, ведь Василий Дмитриевич не сам их делает! Он же не Гамбс!
Виктория посмотрела на него подозрительно.
— Смеетесь?
— Ну, вот не Гамбс и не Гамбс, — повторил Олег Петрович. — Итак, или секретер, или мне придется откланяться и вверить вас заботам Василия Дмитриевича, хотя он и не Гамбс!
— Подождите, — сказала она с недоумением, — а разве вы здесь не работаете?
Олег Петрович признался, что работает совершенно в другом месте.
— А зачем вы мне тогда столько времени голову морочите?!
Олег Петрович решительно отказался от того, что он в принципе может морочить голову такой прекрасной барышне.
— А тогда вы кто?
Олег Петрович поинтересовался, в каком смысле «кто», а Виктория окончательно рассердилась и повернулась к нему спиной.
Игра неожиданно стала его увлекать, да и девушка на самом деле была красивой. Красивой и забавной.
— Извините меня, — сказал он с известным раскаянием в голосе. — Я правда здесь не работаю, я просто дружу с Василь Дмитричем и иногда к нему заезжаю. У него действительно нет сейчас никакого гамбса, хотя, быть может, он вам его и обещал.
— Но ведь…
— Ну нету! — перебил Олег и развел руками. — Хотите посмотреть секретер? Подделка, конечно, но очень хорошая!
Он и сам толком не знал, чего именно ему больше хочется — развлекать барышню или вернуться к оставленной иконе.
Виктория пожала плечами под легкой шубкой и посмотрела на Олега оценивающе.
Да. Ничего такого, что можно было бы оценить в положительном смысле. Одеваться он не умел и не любил. Следуя за ее изучающим взглядом, он осмотрел свои джинсы — джинсы как джинсы, не слишком новые, но любимые, — черный свитер грубой шерсти с полосой на животе и ботинки на толстой подошве.
— Олег Петрович, Олег Петрович, — сокрушаясь, часто повторял Гена Березин, его водитель, — мне бы ваши возможности да ваши денежки, я бы выглядел, как Микки Рурк!
Олег Петрович всегда в таких случаях представлял себе Гену с набриолиненным пробором, в ботинках на босу ногу, пиджаке на голое тело и с гарденией в петлице, и разговор о моде как-то сам собой увядал.
Должно быть, джинсы и свитер Виктории тоже не внушили никаких оптимистических надежд, потому что она стала изучать его лицо.
