Она была против того, чтобы компьютер, почем зря, использовал энергию на себя.
— Ничего лишнего. — Говорила она и в мгновение ока попадала в такие миры, настолько отдаленные, о которых самой и помыслить было боязно.
И Лика знала. И знала, как никто другой, что не следует засорять вселенную космическим оружием. Она знала, что единственно достойное усилие человека — это изучение самого себя.
Ведь все миры, в которые она летала, находились в ней самой.
Но прежде это было необходимо понять.
Были времена, когда люди знали себя слишком хорошо. Это было время, когда Атланты, это человечество Адама и Евы, были низвергнуты из Эдема и отправлены на Землю. Их грехом было сомнение.
Но с тех пор, как Атланты утвердили в человечестве ритуал поедать трупы, сомнение в истинности их божественного происхождения, приводило к Истине и Вере. И каждый раз, едва человечество, идущее за искаженной истиной, падало в материю, — как тут же появлялись силы, отрывающие его от земли и устремляющие дух к небу.
И пока человек не понимал необходимости самопознания, пока в нем не возникала такая необходимость, он продолжал оставаться пленником.
Паутинка сна плотно оплела лицо Лики. Но даже во сне различала она чей-то голос, обращенный к ней.
— Человек — дьявол, — говорил этот голос, — страдающий от самого себя. И будет он пребывать таковым до тех пор, пока не очнется. Пока не выйдет из состояния гипнотического сна. Пока, проснувшись, не изучит, а, изучив, не полюбит, а, полюбив, не исправит себя.
И она разорвала оковы сна, эти липкие, противные волокна паутины. И, очистив свое жилище огнем, проветрив его воздухом, отогрев лучами солнца и зарядив энергией своей души, то и дело принимающей дары из высших сфер, где, затаив дыхание, воинство любви наблюдало за тем, как на Земле разворачиваются события, в которых принимает участие их Сущность, приступила к мытью полов.
— Исправляя себя, — говорила Лика, — человек, прежде всего, сталкивается с необходимостью убрать среду своего обитания. Ненавижу грязь во всем!
Она латала свои миры. Она изо всех сил стремилась починить ту самую крышу над головой, которую разрушила когда-то. Давно. Когда еще она не только помнила себя, но и была тем, кого потом долго вспоминала. Когда она была Богиней.
Она латала ту самую крышу, которая являла собой небесную твердь в ее мире. Лика строила Абсолютную защиту над уже созданным ею, но еще недостаточно совершенным, миром.
И она устремилась к своим детям. К огромной части своего мира. Она хотела оградить их от их собственного невежества; заимствованной глупости; залетной злобы; пришлой зависти; и ничейного равнодушия.
Лика приставила к детям Ангелов, несущих знание, любовь и мир. Ангелов-хранителей.
Ведро Луны шлепнулось в колодец его памяти. Там, глубоко, где-то на самом дне, в самой душе, образовался невообразимый хаос, именуемый тоху боху.
Хаос, который и дал толчок мысли Всего.
Хаос, из которого зародилась жизнь, был погружен в сосредоточенное молчание.
Ужас пришел потом. Когда выяснилось, что Путь не только указан, но и заказан. Мало того, он был мало кем изучен. И Той попросил о помощи. Он обращался к Лике. Он говорил ей те же слова, что некогда Один повторял своей возлюбленной:
— Я прошу твоей помощи, моя любовь. — Говорил Той. — Я взываю к тебе с мольбой! Вот все, что я прошу у Бога: не знаний я прошу у Него, не сил и не умения. Я молю его о вере! Прошу тебя, помоги мне, любовь моя. Поверь. Поверь в меня.
Ведь все, что теперь происходит с нами, все, что случилось с тобой и со мной, — ведь это все равно — впервые…
Я — малое дитя, только что появившееся на свет.
Я учусь в свои сорок лет всему заново.
Учусь все видеть, слышать, чувствовать, понимать.
Я учусь ходить.
Радоваться и нести добро.
И падать учусь тоже.
В памяти моей остался опыт иных жизней, отличных от той, которая вырисовывается сейчас. Но я сам выбрал эту жизнь однажды.
Я выбрал ее осознанно, и сам привел себя к тому ужасу, который врезался рубцами вечного возвращения в душе моей.
А в памяти переживания было чувство несвободы, вызванное заточением души. И было это заточение не на острове, и не в крепости, не в одиночной камере. Нет. Все намного было проще. Все намного было сложней.
