Он рассказывал, стараясь позабавить князя, но ничего, к чести своей, не приврал. Дунай вовсе не старался обвинить противника и выгородить себя, а даже брал на себя больше вины, чем было на самом деле. И все у него выходило так легко, словно ради забавы и было затеяно.
Киевляне открыто смеялись, и белгородцы начали посмеиваться в бороды. С каждым словом Дуная лицо князя смягчалось, морщинка исчезла с его лба, на устах появилась улыбка — и словно солнце взошло в палате, разогнав тяжелые тучи досады.
Даже Явор пару раз усмехнулся. Видя, как гладко и весело рассказывает Дунай, с каким удовольствием слушают его князь и киевляне — словно гусляра на пиру, — он удивлялся своему бывшему противнику, столь ловкому и языком, и кулаком.
— И куда ж ты так спешил, что такого детинушку не приметил? — спросил князь у Явора. — Об него и не такие спотыкались! Что же у тебя за дело было, что и часа не терпело?
Явор посмотрел ему в лицо, уже не боясь встретить взгляд потомка Дажьбога. На сердце его полегчало, гнев и обида ушли куда-то, словно муть, унесенная чистым ручьем. Осталось только горячее желание послужить князю-Солнышку, быть ему полезным.
— С поклоном я к тебе пришел, светлый княже! — Явор поклонился сначала князю, потом тысяцкому Вышене. — И к тебе, воеводо-батюшко! Речам таким гладким я не обучен, да меч в руках держать умею. Засиделся я в Белгороде. Возьми меня в поход, княже-Солнышко! Как я воеводе служил, он скажет, а как тебе послужу — сам увидишь.
Владимир Святославич помедлил, оглядывая его рост, сложение и лицо. Даже его ближняя дружина, случалось, несла потери и нуждалась в пополнении.
— Возьми его, княже! — сказал воевода Ратибор. — Я сего молодца с отроческих годов знаю, воин он добрый!
— Он побратим мой, княже, — сказал его сын Ведислав, взглядом подбадривая Явора. — Я за него как за себя ручаюсь. Возьми его.
Князь Владимир переводил взгляд с одного говорившего на другого, и ему нравились их речи. В Яворе Владимир видел крепость тела и твердость духа, он понравился князю и тем, что не побоялся схватиться с Дунаем, и тем, что так быстро остыл от гнева. В походе на такого кметя можно положиться, и князь готов был благосклонно отнестись к его просьбе.
— Ну, ежели твой побратим, Ведиславе, стало быть, славного рода кметь! — сказал он сыну Рати-бора и перевел взгляд на Вышеню. — А ты что скажешь, воеводо? Отдашь мне сего молодца?
— Не отдам! — решительно отрезал Вышеня и с непреклонным видом покрутил головой. — Все здесь твое, хочешь — бискупа Никиту забирай, а Явора не отдам. Чего в чуди будет — Бог весть, а у нас тут степь под боком — сам ведаешь. Стены у нас крепкие, тебе спасибо, да без воев не надежнее будут плетня осинового. Не гневайся, не для себя держу молодца, а ради покоя земли русской!
Князь Владимир помедлил, в раздумье постучал пальцами по резному подлокотнику кресла. Он видел непреклонность Вышени и не хотел с ним ссориться — ведь на этого человека он оставлял Белгород, а за ним и Киев.
— И девицы здешние заплачут по нем горько! — подал голос Светлояр Зови-Гром, Владимиров сотник. — Воеводская дочка птицей с верхних сеней спорхнула — заступить его от Дунаевых попреков!
Киевляне заулыбались, Вышеня нахмурился. Князь Владимир тоже усмехнулся, чело его разгладилось, он принял решение. Ради дружбы с Вышеней приходилось отказаться от Явора, но он жалел об этом только краткий миг. Да, Явор пригодился бы ему в походе, но и здесь, на рубеже вечно беспокойной степи, сильный и умелый воин тоже не будет лишним. И светлый князь понимал это лучше, чем кто-либо другой.
— Не пускает тебя воевода! — сказал он Явору и развел руками. — А я его не обижу, через его голову не возьму. Да ты не кручинься и обиды не держи. Я свою дружину в трудный поход веду, да и вы здесь остаетесь не на солнышке греться. Откуда, думаешь, у Переяславца ураз на щеке — печенеги оставили, Родоманова орда прошлым летом под Васильевой. Мы уходим, а вы здесь остаетесь, от печенегов Русь беречь. И не всякий на это годен, для сего дела немалая удаль нужна, оружия сила и духа крепость. Надобен ты здесь, Яворе, и место тебе здесь. Не для обиды говорю — надобен ты здесь. Уразумел?
