В Волю мы приехали к вечеру. На следующий день, с раннего утра, все опять отправились в поле, а отец удить рыбу. Мечтой о рыбалке он жил с Нового года, и не было силы, которая бы заставила бы его отказаться от своей мечты. Мы и не пытались отговорить, а Люцина, большая любительница рыбы, и вовсе поддерживала отца в его намерении.
Марек правильно сделал, что загнал всех на жатву. Медлить больше было никак нельзя — овес уже осыпался, а тут на подходе была и пшеница. Вся деревня управилась с жатвой, лишь поля Франека стояли нетронутые, такой позор деревне! А тут еще по телевизору изо дня в день передавали самые радужные прогнозы о прекрасной погоде, которая простоит еще долго — верный признак того, что вот-вот пойдут дожди. Так что следовало спешить, вот мы и работали не покладая рук. Подстегивали наш трудовой энтузиазм мысли о колодце, где непременно спрятаны сокровища — должны же они, в самом деле, где-то оказаться!
Вечером мы вернулись с полевых работ совсем без сил, грязные, запыленные, все в сорняках. Не до колодца нам было, и лишь один энтузиаст Михал сбегал его проведать. Вернулся он с ужасной вестью:
— Слушайте! Он раскопал колодец! Тот самый, под дубом! Почти до половины дорылся! — зловещим шепотом сообщил он.
Позабыв об усталости, кинулись мы к колодцу. Марек с Казиком, не прикрутив кран во дворе и не тратя времени на вытиранье, мчались сразу же за Михалом, который, сообщив ужасную весть, помчался обратно к колодцу, за ними устремились мы с Тересой, так и не собрав друг с дружки всех репьев, за нами — мамуля с огромным кухонным ножом в руке, которым нарезала к ужину грудинку. Последним бежал отец, громогласно допытываясь, что случилось, ибо зловещего шепота Михала не расслышал.
Добежав до колодца, мы, потрясенные, остановились на краю большой ямы глубиной метра полтора. Рядом возвышался внушительный холм из вынутых камней и земли. В яму вела лесенка, а на верхнем кольце колодца лежала плетеная корзина с привязанной за ручку веревкой.
— Ну, знаете! — возмутилась Тереса. — Каков наглец, даже не скрывается, действует в открытую!
Франек тоже возмутился:
— Глядите-ка! Наша стремянка! И корзинка наша!
— Да как же он узнал, в каком месте следует копать?
— ломала голову Люцина.
— Не поверю, чтобы наш убийца оказался таким дураком — стал копать средь бела дня! — говорила я.
— Но часть работы он как-никак за нас сделал? — как всегда попыталась утихомирить нас тетя Ядя.
— Еще как сделал! — не скрывая радости подтвердил Казик.
— В чем дело? — послышался робкий голос отца. — Больше я не успел, но завтра еще поработаю.
Воцарилось молчание, все уставились на отца, не веря своим ушам. А отец заглянул в колодец и сказал, извиняясь:
— Ведь чем глубже копать, тем труднее. За день не управлюсь, но послезавтра закончу обязательно.
— Нет, не могу больше! — слабым голосом произнесла мамуля. — Пусть кто-нибудь спросит у этого олуха, не ослышалась ли я.
Конспирацию соблюдать больше не имело смысла, и я гаркнула во всю мощь:
— Тато!!! Это ты копал?
— Я, кто же еще? — ответил отец. — Больше никого не было.
И он гордо глянул на супругу, ожидая похвал. А Марек и Люцина глянули на меня, причем, если бы взглядом можно было убивать, я бы пала трупом на месте. Тереса тихо простонала:
— Ты ведь отправился удить рыбку! Не мог же ты одновременно и удить, и рыть колодец?
— Что? — переспросил отец.
— Ты на рыбалку отправился! — диким голосом заорала Тереса.
— Ну и что? — пояснил отец. — Отправился было, но рыба не клевала, не торчать же там без толку. Вот я и решил помочь вам…
К мамуле вдруг вернулись силы, и она тоже заорала не своим голосом:
— Так в поле бы помог!
— А я не знаю, где вы были. А тут — колодец вот он, и я знаю, вы собирались его раскапывать, я и подумал…
— Ты что отцу наговорила? — набросилась на меня Люцина.
— Да все, что надо! — оправдывалась я. — И то, что пока нельзя копать — тоже сказала. Возможно, он не расслышал.
— Что теперь делать, что делать? — ломал руки Михал, а мамуля с помощью Тересы отчитывала отца:
— Кто тебя просил трогать колодец? Колодцем мы занимаемся, а не ты!
