У пивного ларька выстроилась очередь. Выстроилась, зигзагом изогнулась, и все равно — через весь тротуар. Исайя Андреевич потоптался вдоль очереди, отыскивая пространства. Все пространства никак не находилось: утренние кровельщики, грузчики и просто алкоголики опохмелья ужались тесно, как будто боялись, как бы кто-нибудь без очереди не влез, или знобило их — неясно; разговаривали между собой по-современному, гадко, одно слово обыкновенное, а два неприличных, и уж хоть бы ругались, так нет же, разговаривают мирно и даже как будто дружелюбно. Не понимал Исайя Андреевич такого направления — хотел миновать, но миновать нельзя было — приходилось дожидаться. Только было образовался проход между двумя вот так хамски беседующими молодцами, только нацелился Исайя Андреевич в этот проход прошмыгнуть, как тут же и остановился, чтобы дать дорогу, потому что — ирония и волшебный подарок судьбы! — увидел в просвете желанную фигуру Марьи Ильиничны.
Исайя Андреевич повел рукой на себя:
— Марья Ильинична, вот сюда!
Дама застряла, не могла пробраться между двух молодых алкоголиков, замешкалась. Исайя Андреевич кинулся туда:
— Пропустите же! Пропустите, пожалуйста, женщину.
Пьяница отступил немного:
— Проходи, бабка.
И еще похлопал по старческой спинке.
Исайя Андреевич захлебнулся от гнева, закашлялся, затрясся, не знал, что сказать на непредвиденную дерзость: сталкивался с такими подробностями и раньше Исайя Андреевич, но раньше из-за тишины характера их не замечал, вернее, не придавал значения. Сейчас закашлялся. Исайя Андреевич подпрыгнул на месте, стукнул молодого наглеца по вздувшейся лапе:
— Как вы смеете, пьяница негодный!
Опухший парень тупо вытаращился на Исайю Андреевича:
— Ты что, папаша, озверел?
— Как вы смеете мне тыкать! Вы хам! — кричал Исайя Андреевич. — Хам, а я пенсионер!
— Пойдемте, пойдемте, — тянула Исайю Андреевича дама, — не обращайте никакого внимания на хулиганов.
Исайя Андреевич с тяжелой одышкой подчинился Марье Ильиничне. Он только еще раз обернулся и гневно крикнул — не крикнул, а прошелестел:
— Вы лишились всех прав состояния!
— Ну, будет, — успокаивала Марья Ильинична, — не стоит так волноваться, не стоит горячиться: в вашем возрасте сердце нужно беречь.
— Современная молодежь! — с горечью сказал Исайя Андреевич.
— Да, это конечно, в этом вы правы, — поддержала Марья Ильинична. — Молодежь теперь не та: нет теперь рыцарства. В наше, помните, время… совсем другое дело было. Другое отношение к старикам. А уж к женщине, к даме… И ларьков этих скверных не было — кто их только придумал? — и пьяный на улице в те времена уж такая редкость: мальчишки за таким бегали толпой, дразнились. Вы помните? Да и вообще жизнь была, — сказала старушка. — Музыка играла, много военных — разве сравнишь? Да.
— Теперь не тот народ, — сказал Исайя Андреевич, — коренных-то ленинградцев ведь и не осталось почти: понаехали разные из Пскова.
— Слава богу, — сказала старушка, — не нам с ними жить. Как посмотрю, так, знаете ли, радуюсь, что у меня ни детей, ни внуков нет.
Исайя Андреевич живенько намотал это себе на ус.
— Что ж не обзавелись, простите за любопытство? — спросил Исайя Андреевич.
— Да мне как-то не к лицу, — возразила старушка, — я ведь девица.
— Так вы, значит, все-таки не вышли замуж? — встрепенулся Исайя Андреевич.
Старушка странно посмотрела на Исайю Андреевича и ответила:
— Нет, не вышла.
— Отчего же? — спросил Исайя Андреевич. — Вам ли с вашей внешностью было в девушках оставаться?
Старушка еще страннее посмотрела на Исайю Андреевича и сказала:
— Стоит ли об этом?
— Ах, стоит, стоит! — воскликнул Исайя Андреевич.
— Да что же так сразу? Неудобно.
— Да почему же неудобно? — настаивал Исайя Андреевич. — Дело известное, к тому же давнее, прошлое. Поверьте, я не злоупотреблю: мне ли злоупотребить! Ведь и сам, можно сказать, трагедию пережил.
— Пережили? — спросила Марья Ильинична.
— Пережил, — заверил Исайя Андреевич.
— Ну что ж, — немножко жеманясь, сказала Марья Ильинична, — раз уж вы так настаиваете… И потом, действительно, дело прошедшее… Было, было! — сказала старушка. — Была молодость; был у меня кавалер. Молодой, блестящий. Да, видно, не судьба была с ним соединиться.