Моя жена удивительно кормила меня. Однажды она принесла кулек с маленькими живыми поросятами, размером каждый из них был не более спичечного коробка. Жена так искусно зажарила их, что они были еще вполне живы, когда я клал их в рот, даже слегка попискивали и шевелили ножками…
Еще моя жена играла на клавикордах. Она исполняла только одно произведение: «Колыбельную» собственного сочинения, но с большим мастерством. Прослушав несколько тактов этой удивительной мелодии, человек начинал зевать, а под конец погружался в глубокий сон. Эта «Колыбельная», собственно, и послужила причиной нашего знакомства, впоследствии перешедшего в брак. Я пришел к моей будущей жене по объявлению. Она давала уроки бенгальского языка, а в то время он меня очень интересовал. Мы договорились о цене и о времени занятий, и я уже собрался уходить, как вдруг она предложила мне послушать «Колыбельную», я остался и немедленно уснул. Когда я проснулся, то увидел, что лежу совершенно голый на диване, а она сидит рядом и читает книгу. Немало удивленный, я посмотрел на клавикорды и все понял. Я понял, что вот так и должно действовать на человека настоящее искусство: выбивать его из рамок ежедневности и среды.
Впоследствии жена мне призналась, что ей было противно раздевать меня, когда я уснул, но другого способа зафиксировать мое внимание она придумать не смогла. А во мне, как ей показалось, была соль. Я и сам думаю, что во мне есть соль. Так, наверное, каждый думает о себе. Хотя некоторым почему-то более приятно представлять, что в них изюминка. Это, конечно, дело вкуса.
Плевков закашлялся и умолк.
— А в чем же состоит, позволю себе спросить, ваша соль? — спросил Навернов.
— Моя соль состоит, по-видимому, в жажде ужасного. — Повернув к Олафу Ильичу свое измученное лицо, Плевков несколько оживился. — Душа моя жаждет ужасного, хотя слабый мозг и упирается пугливо. Ужасное во всех его проявлениях имеет надо мной безграничную власть.
— А позвольте предложить вам еще такой вопрос, — сказал Навернов и закинул ногу на ногу. — Что бы могло послужить для вас, так сказать, образчиком самого ужасного из окружающей нас действительности?
Плевков вымученно улыбнулся, закрыл глаза и произнес после долгой паузы:
— Для этого мне пришлось бы рассказать вам одну историю. Угодно послушать?
— С удовольствием, — отозвался Навернов и закинул ногу на другую сторону.
Плевков качнулся вперед и забормотал:
— Дело было в середине прошлого века. Как известно, Индия в те времена принадлежала Соединенному Королевству. У богатых индийцев существовало обыкновение посылать своих детей, по достижении ими совершеннолетия, в Англию, чтобы те закончили или усовершенствовали там свое образование. Мадхави была единственной дочерью крупного индийского торговца шерстью Кришнасвами. Кончался ее второй год в Оксфорде, когда она встретила избранника своего сердца. Молодого человека звали Никольс Уэст. Несмотря на то что Никольс был катастрофически беден, любовь их вспыхнула подобно молнии во мраке ночи. На просьбу дочери о браке с полунищим англичанином Кришнасвами ответил категорическим отказом. Но письмо летело за письмом, Бог смягчил сердце старика, и он велел молодым людям прибыть в Калькутту, чтобы принять окончательное решение.
Приняв Никольса как гостя своей дочери, старый Кришнасвами предложил ему пожить несколько дней в их доме, на что тот с радостью согласился. За эти несколько дней англичанин понравился торговцу. Никольс показался ему толковым малым и, видимо, способным к продолжению его, Кришнасвами, дела. Короче говоря, день свадьбы был назначен.
Кришнасвами назначил Никольса управляющим в одно из отделений своей компании и поселил молодых в небольшом домике недалеко от Калькутты. Никольс и Мадхави были счастливы. Через год у них родился ребенок. Кришнасвами был доволен зятем. Энергия молодого Никольса, его английский и знание психологии соотечественников положительно сказывались на делах компании. За год жизни в Индии Никольс выучился немного болтать на бенгали, без особой, впрочем, нужды. И дома, и на службе он обходился преимущественно английским. Близких друзей у него почти не было, за это время он сблизился лишь с неким Сабуро, японцем по происхождению, попавшим в Индию в детстве и теперь занимавшимся, так же как и Никольс, торговлей. Никольс любил бывать у Сабуро. Почти не помнящий родину, тот сделал маленькой Японией свой дом. Этому служила и давно собиравшаяся Сабуро коллекция старинного японского оружия, предмет восхищения Никольса. Сабуро поил англичанина чаем и рассказывал ему о своем отце, принадлежавшем к таинственному клану няндзя.
