Она отставила бутылку.
– Хотите стакан вина?
– Да.
– Хорошо.
Она поднялась и вошла в квартиру.
Аш снова взял в руки бинокль. Должно быть, это Оливер уговорил подружку купить картину. Снова хвастался. А может, Сейдж купила картину, чтобы угодить Оливеру. Кто знает?
– Вы когда-нибудь видели в квартире еще кого-то? – спросил он громко. – Гостя, сантехника, мало ли еще кого? – добавил он тише, когда Лайла вернулась с двумя стаканами красного вина.
– Нет, и помню, меня это несколько удивило. Ко всем остальным, за кем я наблюдала, кто-нибудь да приходил. Небольшая вечеринка… Друзья, разносчики. Но не к ним. Они много выходили. Почти каждую ночь. Днем они тоже редко бывали дома, но не всегда уходили вместе. Полагаю, они шли на работу. Но, возможно, кто-то к ним приходил, когда я не смотрела. Знаю, со стороны кажется, что я целыми днями глазею на чужие окна, но, честно говоря, бинокль я беру по утрам – и по вечерам, на несколько минут. Или когда не могу заснуть, как в ту ночь.
– Эта квартира просто создана для развлечений. Оливер любил вечеринки, любил общество и наверняка хотел бы видеть новых людей в подобной квартире. Почему же там никого не было, кроме хозяев?
– Очень многие уезжают на лето, поэтому обычно летом я очень занята.
– Да, но почему же они не уехали?
– Разве он не работал?
– Он работал на дядю по материнской линии. Антиквариат, покупка и продажа. Если он еще не бросил всего этого. Жил он в основном на проценты с трастового фонда, когда ему это сходило с рук. По-моему, он работал на Винни, это наш дядя, вот уже около года. Я думал, что дело выгорит, тем более что это семейный бизнес. Оливер наконец нашел свое место. А теперь… Мне нужно поговорить с Винни.
– Понимаю, это сложно, особенно с такой большой семьей. Нужно поговорить с каждым. Но это одновременно и утешение. Я всегда хотела иметь брата или сестру.
Она помедлила, потому что он снова смотрел на наглухо закрытое окно.
– Вы уже разговаривали с отцом?
– Да.
Волна депрессии нахлынула снова. Аш сел, изучая свое вино.
– Они уехали в Шотландию на несколько недель. Вернутся в Коннектикут, когда я дам им знать о дате похорон.
– Распоряжаетесь вы?
– Похоже, что так. Его мать теперь живет в Лондоне. Известие убило ее. Конечно, потеря ребенка всегда убивает, но… дочерей она любит, а Оливер был центром ее существования.
– С ней кто-то живет?
– Порция живет в Лондоне, Олимпия снова вышла замуж. За Рика… нет, так звали ее первого мужа, еще до моего отца…
Он потер место между бровями.
– Найджел. Судя по всему, порядочный парень. Он сейчас с ней, но она в таком состоянии, что сделать все необходимое придется мне – и договориться о приватной службе, возможно, прямо на огороженной территории дома.
– У вас есть огороженная территория?
– У отца. Пресса иногда становится невыносимой, поэтому даже лучше, что репортеры останутся подальше, пока не настанет время.
– А репортеры преследуют?
Он отхлебнул из стакана и, видимо, расслабился.
– Это был мой единокровный брат. Один из нескольких единокровных и единоутробных. Не слишком страшно, особенно еще и потому, что я обычно стараюсь не выделяться.
– Ну, не так уж и старались, когда встречались с балериной.
Она слегка улыбнулась, надеясь облегчить его тяжкую ношу.
– Гугл и Джули.
– Ну, там преимущественно пишут о ней.
– Вы так думаете? Успешный художник с глубокими, фамильными карманами и сногсшибательной внешностью.
– Сногсшибательной?
Теперь она пожала плечами, довольная, что расшевелила его.
– Мне так показалось. Думаю, о вас там информации было не меньше, но надеюсь, что пресса оставит вас в покое. Вам есть кому помочь?
– С чем?
– Отдать распоряжения. С такой большой семьей, разбросанной по разным местам, это нелегко. Даже не учитывая обстоятельств и того, что обоих родителей нет в стране. Понимаю, что меня это не должно касаться. Но если понадобится, я помогу. Сидеть на телефоне, выполнять приказы: все в этом роде.
Он смотрел в большие темные глаза и видел в них только сострадание.
– Почему вы это предлагаете?
– Простите, это действительно не мое дело.
– Я вовсе не это хотел сказать. Вы так добры… Очень добры!
