Они перебрались на правый берег, пришли к излюбленному месту и только разделись, как Сашко вдруг подпрыгнул, неистово закричал и начал махать рубашкой над головой.
Размахивая руками и тоже крича, от опушки леса к ним во всю прыть бежал Антон.
Первые несколько минут улыбки у них кончались за ушами, а вместо членораздельной речи сыпались междометия. Только потом начался настоящий разговор. Конечно, Бой тоже приехал. Он просто не захотел уходить от Федора Михайловича. Жить будут там же — у тетки Катри и Харлампия. Ну, а как тут жизнь?
Антону рассказали об американце, наблюдениях Сашка и о только что состоявшемся разговоре с Иваном Опанасовичем, который ничего не позволяет им делать.
— А я считаю, — сказал Антон, — это неправильно!
Почему мы должны сидеть сложа руки? — Все местные дела сразу стали для него "своими", ему и в голову не пришло, что происходящее здесь никак его не касается. — Сидеть и ждать, пока там рухнет стена и кто-нибудь гробанется? Это… Это даже подло, я считаю!
— Так голова ж не разрешает, — сказал Сашко.
— Мало ли что! Это просто взрослый предрассудок — они считают нас еще маленькими…
Обмахиваясь хвостами, роняя зеленые блины, мимо них прошли коровы, следом брел Семен Верста.
— Здоров, коровий сторож! — крикнул ему Антон.
— Снова приехал? — вместо ответа сказал Семен. — А где та черная чертяка?
— Есть, не беспокойся… Он тебя еще погоняет вместе со стадом.
— Может, он знает? — сказала Юка. — Он ведь каждый день мимо развалин гоняет стадо. Слушай, Семен, ты про развалины слышал?
— Да что ты его спрашиваешь? — с досадой сказал Сашко. — Спроси у него фамилию, он и то скажет:
"А шо?"
— Ну дак шо? — сказал Семен, и лицо его стало еще более сонным, чем обычно.
Ребята засмеялись.
— Ты в развалины заходил? — спросила Юка.
— Не, — на всякий случай соврал Семен. На самом деле он облазил там все закоулки. — На шо оно мне надо?.. Я послезавтра в Чугуново поеду. С Лукьянихой, — не удержался и похвастал он.
— Хороша парочка, — сказал Сашко, — баран да ярочка…
Ребята захохотали.
— Га-га… Ну шо, "га-га"?! — передразнил Семен хохочущих ребят. — В городе погуляю! — гордо сказал он и пошел к своим коровам.
Поездка в Чугуново была отдыхом от надоевшего стада, его праздником. Подтащить две корзины до базара — это "тьфу", остановка рядом. А потом он целый день свободный, ничего не надо делать. Можно сколько хочешь ходить по базару, все рассматривать и даже прицениваться. И по магазинам. А потом просто ходить по улицам и на все смотреть — на дома, на людей. Как они ходят, разговаривают и смеются. Он смотрел и примеривался, как будет ходить он, когда батько отвезет его в ремесленное.
— Так что же нам делать? — спросила Юка. — Объявление нельзя.
— Только хуже будет, — подтвердил Сашко.
— А если установить дежурства? С вечера спрятаться и следить.
— Побьют, — уверенно сказал Сашко. — Еще как побьют!
— Вот если бы с Боем — никто бы пальцем не тронул, — сказала Юка.
Ребята уставились на Антона, тот замялся.
— Навряд… — сказал он. — Без разрешения дяди Феди нельзя, а он навряд чтобы разрешил. Бой, в случае чего, может покусать… То есть обязательно покусает, если кто полезет в драку… Представляете, что тогда будет?
— Да, — сказал Сашко, — то не с Митькой Казенным…
Может нагореть.
Ребята огорченно замолчали, и тогда отозвался все время молчавший Толя.
— Есть одна мысль, — сказал он, и голос его опустился почти до папиных басовых низов.
Среди многих достоинств, которые Толя перенял у папы, была и благородная страсть к латыни. Нет, латыни папа не знал, и где бы он мог ее изучать? Но папа восхищался звучанием латинских слов, подобным звону бронзы, преклонялся перед силой и лаконизмом латинских изречений, разящих, подобно ударам короткого меча. Эти изречения папа собирал, любил повторять, любовь к ним привил и сыну. И сейчас Толя совершенно папиным голосом торжественно сказал:
— Римляне говорили: Similia similibus curantur.
— Толя! — вскипела Юка. — Ты не можешь без своих премудростей, объяснить просто, по-человечески?
Но Толя не позволил сбить. себя с нужного тона.
— Я ведь повторяю общеизвестное изречение: "Подобное лечится подобным!" А мысль состоит в следующем… По-моему, вера в клады — самое настоящее суеверие. А если человек суеверен в одном, так он и в другом суеверен. Его можно напугать так, что он не только перестанет искать клад, а за километр и место это будет обходить.
