Маленький человечек начал рассказ, звучавший как бессмыслица. Саймон послушно молчал. Тепло, выпивка, возможность отдохнуть — этого вполне было достаточно. Позже все равно придется встретиться с Сэмми, но пока он отбросил эту мысль вглубь мозга и сосредоточился на словах доктора. Послышался мелодичный звон старинных часов. Еще три раза звонили они, прежде чем доктор кончил. Саймон затаил дыхание, подчинившись потоку слов. Если бы это только была правда... Но у Петрониуса есть репутация. Саймон расстегнул куртку и достал бумажник.
— Я знаю, что с тех пор, как Сакарси и Вальверстейн встретились с вами, о них никто не слышал,— согласился он.
— Конечно, потому, что они ушли в свою дверь. Они нашли тот мир, который всю жизнь подсознательно искали. Я уже говорил вам. Когда садишься на камень, перед тобой открывается мир, в котором ты дома. И ты отправляешься туда искать счастья.
— Почему же и вы не попытались уйти туда? — Саймону это казалось самым слабым местом во всем рассказе. Если доктор имеет ключи от такой двери, почему он не открыл ее для себя?
— Почему? — доктор взглянул на свои пухлые руки, лежащие на коленях.— Потому что возврата оттуда нет. Только человек в отчаянном положении выбирает этот выход. В этом мире мы считаем, что сами контролируем свои поступки, определяем решения. Этот выбор не может быть изменен. Я много говорю, но все же не могу подобрать слова, чтобы выразить все, что я чувствую. Было много хранителей этого камня, и лишь немногие использовали его для себя. Может быть... однажды... но у меня не хватает храбрости.
— И вы продаете свои услуги преследуемым? Что ж, это тоже способ зарабатывать на жизнь. Интересно было бы увидеть список ваших клиентов.
— Верно. Моей помощью пользовались многие известные люди. Особенно в конце войны. Вы не поверите если я назову вам имена тех, кто обращался ко мне после того, как от него отвернулось счастье.
Саймон кивнул.
— Много военных преступников так и не найдено,— заметил он.— И странные, должно быть, миры открывает вам камень, если, конечно, все это правда.— Он встал и потянулся. Потом подошел к столу и пересчитал деньги. Старые, грязные, как будто на них перешла часть грязи от дел, в которых они побывали. В руке у него осталась одна монета. Саймон подбросил ее в воздух, и она, звеня и подпрыгивая, покатилась по полированному дереву. Вверху оказался выгравированный орел. Саймон взглянул на него и сказал: — Возьму это с собой.
— Принесет счастье? — Доктор тщательно пересчитал банкноты, укладывая их в пачку.— Не очень полагайтесь на орла: у человека не может быть слишком много счастья. А теперь, хотя мне и не хочется торопить уважаемого гостя, пора, так как власть камня ограничена. Важнее всего не упустить нужный момент. Сюда, пожалуйста.
Саймон подумал, что доктор с таким видом мог бы пригласить в кабинет дантиста или на встречу с сенатором. Как глупо, что он идет за ним. Дождь прекратился, но в каменном ящике за старым домом было по-прежнему темно. Петрониус щелкнул выключателем, и из двери блеснул свет. Три серых камня образовывали арку выше головы Саймона всего на несколько дюймов, а перед аркой лежал четвертый камень, неполированный, в форме грубого параллелепипеда. За аркой виднелась деревянная изгородь, высокая, непокрашенная, прогнившая от времени, выпачканная городской грязью. Фут или два голой земли и ничего больше. Саймон стоял, в душе смеясь над собой за то, что поверил в эту ерунду. Пора появиться Сэмми, а Петрониус получит свою настоящую плату. Доктор указал на камень.
— Это Сидж Перилос. Садитесь, полковник. Пора.
Саймон угрюмо, без улыбки, подчеркивая собственную глупость, подошел к камню и остановился под аркой. Потом сел. Круглое углубление в камне соответствовало ногам. Предчувствуя недоброе, Саймон опустил руки. Так и есть — два меньших углубления для ладоней. Ничего не случилось. По-прежнему виднелась деревянная изгородь, полоска грязной земли. Он уже собирался встать, когда...
— Сейчас! — голос доктора звучал напряженно.
За аркой все завертелось, растаяло. Саймон смотрел на болотистую местность под серым рассветным небом. Свежий ветер, несущий странный бодрящий запах, шевельнул его волосы. Что-то в нем распрямилось.
