– Сигареты не забудь. Твоя зажигалка?
– А то чья!
– Уж посуду сама вымоешь, извини.
Неожиданно в передней они стали дикими, шумными, все разом вырвались в дверь.
– А Эдику чего скажем?
– Надо было тебе самой, Ритуля, самой…
Дверь гулко захлопнулась.
«Заждалась», не то «зажилась», – послышалось Анне. Затихающий хохот посыпался вниз по ступеням.
Славка стоял один у голубого шкафчика с облупившимися вишнями, грустный, опустив тяжелолобую голову. Одно ухо багровое, вспухшее.
Опять его мать так постригла. На полгода вперед, чтоб лишний раз в парикмахерскую не ходить. Нарочно уродует.
Лидия Павловна, воспитательница, молодая, с бледно-серым лицом, с длинным носом, посмотрела на Анну с брезгливой неприязнью, даже без зависти. Отгораживаясь осуждением, протянула руку.
Анна словно увидела себя со стороны. В черной шапочке по брови, тонет в свежем дымчатом песце. За кого она меня держит, за проститутку, что ли? Бросила сына и шляется?
– Извините. Мама поздно позвонила. Сердце у нее.
У нее-то, может быть, и сердце, а вот у тебя… Весь вид Лидии Павловны говорил, что у Анны нет сердца, неоткуда ему взяться, давно променяла его на голубую шубу, на роскошную ночную жизнь. Вот и коньяком пахнет.
– Обратите внимание, мальчик плохо развивается, отстает, – Лидия Павловна осуждающе вздохнула. – Кушает плохо. Ты кому котлету отдаешь?
– Любочке, – одними губами прошептал Славка.
– Тапочки ему малы. Обратите внимание.
– Что у тебя? Почему ухо… – Анна потянулась к свекольному уху.
Но взгляд Славки исподлобья, страдальческий и отчужденный, остановил ее.
– Да, – в голосе Лидии Павловны зазвучал крепкий металл. – Петя Дроздов. Да. Мальчик кусается иногда.
– И трусы стягивает, – шепнул Славка.
– Неординарный мальчик. Я о Пете Дроздове, естественно. Он у нас на елке будет медведем. Большая роль под елкой. И, учтите, если думаете о школе, – ребенок ваш не готов.
– Зайчик, – словно признаваясь в чем-то постыдном, Славка уперся взглядом в пол.
Какая у него тонкая шея. Как у куренка. И рот, ну не рот, клювик какой-то… Все это почему-то только раздражало Анну. И Сашка хорош. Безотцовщину растит. А мне, мне некогда. У меня Андрюша болеет.
– Зайчик, – скривилась Лидия Павловна.
«Что она кривится, – подумала Анна. – Ей-то куда спешить? Пойдет к какой-нибудь подружке. Тоже молодой и некрасивой. Сядут, будут пить жидкий чай…»
– Зайчик без слов. Все отстающие в развитии – зайчики. Обратите внимание. И, пожалуйста, в следующий раз забирайте ребенка вовремя.
– Извините. – Анна нагнулась, завязывая Славке шнурки. Почувствовала запах своих духов.
– Сам, сам, – негромко прогремело над ней листовое железо, – в старших группах должен сам. И вообще…
Анна торопливо шла по улице. Андрюша уже дома, а ужина нет. Она дернула Славку за руку, тот мелко и молча семенил рядом. Только Анна остановится, прижимался к боку.
«Нос о шубу вытирает», – с внезапной досадой подумала Анна, отталкивая от себя маленькое, льнущее к ней тельце.
– Мамочка, давай погуляем.
– Какие прогулки? Придумал. В такую погоду. И бабушка ждет.
– Бабуля спит.
– В другой раз погуляем.
– Не хочу в другой…
Анна услышала короткие жалкие всхлипывания.
– Ап… Ап… – Славка задыхался, давился слезами. И плакать не умеет нормально. Наказанье, а не ребенок.
Анна увидела такси. Зеленый свет нырнул и пальцем провел по глазам. Анна метнулась к краю тротуара. Останавливается. Запихнула Славку в пахнущее подогретым бензином нутро.
– Ты, Славик, сам поднимешься и позвонишь.
– А ты куда? Ты… Я до звонка не достану. Только палкой. А палка у Олечки.
– Ты ножкой постучишь. Знаешь как: тук-тук-тук! Это очень хорошо, стучать ногой, – быстро и весело проговорила Анна, слыша, что голос ее звучит фальшиво, с наигранным оживлением. Она поцеловала Славку в глаз, окунувшись губами в неглубокую лужицу слез. – Бабушка откроет. Подумает, кто это там стучит? А это Славочка наш. Ну, Славочка, да?
Славка резко отвернулся, прижался лицом к стеклу. Анна почувствовала, как он весь враждебно напрягся. А его рука, повторяя дыхание, судорожно оттягивала и отпускала пуговицу старого пальтишка, повисшую на длинной нитке.
