Когда Зигмунд склонился над Зиглиндой, она попыталась провести рукой по мускулистой груди мужа. Ей было трудно, потому что она боялась коснуться его открытых ран.
Наконец ее пальцы нашли родинку в углублении между ключицей и левым плечом.
— Моя королева, — хрипло прошептал Зигмунд.
Он говорил не о ее титуле, не о ее положении. Все это не имело для него никакого значения. Главным тут было слово моя. Она была его королевой.
А затем она впустила его в свой сон.
Просто поразительно, насколько быстро их тела нашли друг друга, насколько по-прежнему слаженными были их движения, словно ее здоровое тело исцелило раны короля. Зиглинда впитывала не только его любовь, она избавляла его от боли, страха и отчаяния. Она никогда не знала тела другого мужчины, и ей этого никогда не хотелось. Зигмунд был ее королем, ее мужем, ее жизнью. Они занимались любовью с отчаянием двух людей, которым оставался только такой способ попрощаться, людей, чье время истекало.
Их время действительно истекло.
Зигмунд едва успел достичь пика наслаждения и его мышцы еще не успели расслабиться, когда у шатра послышались удары рукоятью меча о щит. Король Ксантена встал, двигаясь осторожно, чтобы случайно не сделать больно своей возлюбленной. Он поцеловал ее соски, как всегда делал после занятий любовью.
Зигмунд надел штаны и, слегка прихрамывая, вышел из палатки.
Это был Лоренс, его верный военачальник. Левую руку, чуть ниже локтевого сустава, ему отрубило вражеским топором, но это лишь ненадолго заставило его покинуть поле боя. Лоренс тоже знал, о чем сейчас идет речь. О Ксантене.
Воин не осмелился взглянуть на покрытое потом обнаженное тело королевы, белевшее в полутьме. Он с удивительным спокойствием смотрел своему королю прямо в глаза.
— Они идут.
Зигмунд знал, что это значит. Это был не простой набег датских войск, которые в продолжение многих месяцев нападали на Ксантен, пытаясь завоевать королевство. Речь шла о решающей битве. Наверняка войско Хъялмара получило подмогу, о которой говорили разведчики.
Зигмунд устало протер руками глаза и перевел взгляд за спину Лоренса.
Диск солнца медленно поднимался над холмами. Самого солнца еще не было видно, но его лучи уже освещали горизонт.
И горизонт ожил.
Казалось, в их сторону движется черная волна. Волна из тел — люди и кони, железо и кожа. Крики приближающегося войска накатывались на поле боя, словно прибой. Кивнув, Зигмунд глубоко вздохнул, наполняя легкие утренним воздухом. Зиглинда никогда не видела, как король и его воины готовятся к битве. Она рассматривала карты, но даже не пыталась научиться их читать. Все, что королева узнала об этой длившейся уже три года войне с Данией, она прочитала по отметинам на теле своего супруга и теперь понимала, что ничего хорошего не происходит.
Хъялмар тайно собрал огромное войско, взяв себе в союзники племена фризов и наемников из южных королевств. Ходили слухи, что он заключил договор с древними богами. Возможно, его поддерживали даже исландцы. Хакан из Изенштайна всегда отличался непредсказуемостью. Соседние королевства не вмешивались в их войну. Таков был древний закон. Чтобы встать на сторону победителя, нужно дождаться конца войны. Саксы, бургунды, франки — все они закрыли свои границы и прислали своих шпионов.
Взгляд Зиглинды остановился на предмете, выпавшем из руки Зигмунда.
Это был Нотунг. Меч богов. И он был сломан!
С самого начала династии, когда предки Зигмунда заложили первые камни, основав Ксантен, Нотунг был символом королевства. Легенда гласила, что этот меч спустился в столбе огня прямо из Асгарда[2] и, сопровождаемый громом Тора, ударился о землю. Он был слишком большим и неудобным для человека, поэтому десять лучших кузнецов перековывали его десять дней. Десять дней он тлел, сохраняя жар огненного столба. А затем его принесли в дар королю Рутгеру.
Меч богов — сильный, непобедимый, гибкий — стал символом Ксантена. Вот уже три поколения он украшал герб королевства вместе с орлом, который расправил гордые крылья над великолепным клинком меча.
А теперь грозное оружие было сломано. Под рукоятью, приспособленной для двух больших мужских ладоней, треснуло лезвие. Оружие утратило свое величие, став тусклым и тупым. Если Зиглинде нужен был еще какой-то знак, то это был именно он.
