– Страшен волколак. Ростом с корову, и шерсть у него черная, точно сажа печная, глаза огнем горят, а во рту зубы в три ряда посажены. И не берут его ни нож, ни пуля, потому как зачарованный он, ведьминым словом защищенный ото всякой напасти.
– И чем же его убить?
Мужик почесал седую клочковатую бороду и важно промолвил:
– Надобно пули из серебра, в церкви освященного, отлить, да отчитать над нею «Отче наш» трижды по три раза.
– Чушь какая! – пробормотал Федор.
Внезапно, словно специально, чтобы разрушить хрупкое душевное равновесие заезжего аристократа, по-над равниной прокатился тоскливый вой. Серая шкура болота, заслышав его, вздрогнула и отозвалась низким утробным рыком, земля затряслась, а вместе с ней затряслись и деревца, и мертвый камыш, и люди. Вой нарастал, подобно катящемуся с горы снежному шару. Плач, словно проклятье, выворачивал душу наизнанку, и Федору вдруг показалось, что еще немного, и шар накроет их с головой, раздавит, точно докучливую мошкару, и не спрячешься, не убежишь, не улетишь… Луковский не сразу воспринял наступившую тишину. А сообразив, что непонятный и неприятный звук исчез, едва не расплакался от облегчения.
– Что это было?
Мужичок, нервно озираясь по сторонам, прошептал:
– Ведьмин рог. Зовет его…
– Кого?
– Волколака. Всякий раз, как ведьма в свой рог подует, болото трясется, а стая на охоту выходит. Спешить надобно, пока не стемнело.
– Ну так показывай дорогу! – заорал Федор, проклиная и ведьму, и оборотня, и не в меру говорливого крестьянина, и Николашу с картами, и свой собственный глубинный страх, который заставляет нестись вперед по узкой тропе, прижимаясь к мокрой от пота и пены лошадиной шее.
До темноты. Откуда-то Луковский знал, что добраться до поместья нужно до наступления темноты, иначе…
Успели.
За высокой, в два человеческих роста, оградой Федор позволил себе перевести дух и оглядеться. Небо догорало закатом, туман, поднявшийся с болота, казался неестественно белым и липким, он вползал во двор вместе с темнотой и вонью.
Определенно, жить здесь невозможно. Дом возвышался мрачной каменной горой, холодной и неуютной, как ноябрь, как сами Урганские топи…
– Приехали, стало быть.
Федор обернулся. Глупо, должно быть, он выглядит, стоит посередь двора, точно провинциал на Петербургском вокзале.
– Давайте знакомиться, я Алексей, а вы, должно быть, Федор Андреевич Луковский, наш долгожданный наследник. Долго же вы к нам добирались.
Из-за тумана и темноты Алексей представлялся некой смутной фигурой.
– Что, недосуг было?
– Недосуг, – сознался Федор.
– Ну, что ж вы посреди двора стоите, – хохотнул Алексей, – точно не у себя дома. Проходите уж, коли приехали.
Ага, знать бы куда идти.
– Прошу. – Фигура махнула рукой в туман. – А мы уж, честно говоря, и не думали. К нам если кто и приезжает, то рано, чтобы до темноты успеть, сами понимаете, кому охота кормом для волков становиться.
– Так все серьезно? – Федор пробирался сквозь туман, который густел прямо на глазах.
– Куда уж боле, сами небось слышали…
– Ведьмин рог?
– Он самый. Препоганая, я вам скажу, штука. Завтра всенепременно жаловаться придут.
– На кого?
– На волков.
Туман вдруг разошелся, и Федор едва не упал, зацепившись ногой за ступеньку.
– Осторожно! – последовало запоздалое предупреждение. – У кого овец порежут, у кого корову, а бывало, что и человека…
Ступеньки в количестве пяти штук привели к двери, которую Алексей любезно распахнул перед новым хозяином. Похоже, о дворецких в этой глуши и не слышали.
– Прошу.
Дом встретил Федора теплом и блаженным полумраком. Свечей в зале было немного, похоже, нынешние обитатели пытались экономить. Похвальное стремление, особенно с учетом того, что у самого Федора за душой ни копейки.
– Нравится? – поинтересовался Алексей, Федор лишь пожал плечами. Прежде чем судить, следовало осмотреть весь дом. Здесь же сразу бросалась в глаза старая мебель, грубая, тяжелая, украшенная нелепой резьбой, и темный, не то от недостатка света, не то от времени и грязи, пол.
– Здесь, конечно, не столица… – Алексей рассматривал нового хозяина с неприкрытым интересом. Такая откровенная наглость поставила Федора в тупик, этот тип либо не слышал о правилах хорошего тона, либо намеренно их игнорировал. Хотя, вероятно, здесь подобная манер
