– Но кому это все может понадобиться? – Гунхильда не так чтобы удивилась этой мысли. Дочь вечно воюющего рода, она знала, как много в мире обмана и предательства.
– Да хотя бы Харальду! – Асфрид еще больше понизила голос, склонившись к самому уху внучки, чтобы служанки, работавшие поодаль, не разобрали этого имени. – Он не любит нас с тобой, и особенно тебя! Я – старая женщина, я уже ничего не могу сделать, только умереть более или менее достойно. А вот ты можешь еще очень многое – найти мужа, который станет нашим союзником, родить сыновей. А если ты выйдешь за Кнута, то станешь королевой Дании и хозяйкой над самим Харальдом, ведь он всего лишь младший сын! Он боится, что после твоей свадьбы и смерти Горма – он тоже прожил уже достаточно! – ты уговоришь Кнута отдать Слиасторп твоим родичам, или детям, и тогда Инглинги возродятся и отнимут часть страны, которую он хотел бы видеть своей! И он мог бы подстроить этот побег, а потом убить тебя, якобы случайно, пытаясь задержать. Ему нетрудно это устроить, нанять кого-нибудь… Ты пойдешь только с Эймундом. И я пойду туда с тобой, чтобы убедиться, что нас не предали.
Остаток дня Гунхильда просидела как на иголках, и все ее силы уходили на то, чтобы сохранять невозмутимый вид. Правда, поддерживать обычный разговор с женщинами не удавалось, и в конце концов пришлось сказать, что у нее болит голова. Фру Асфрид уложила ее, приготовила отвар ивовой коры, который снимает головную боль и придает сил – старая королева знала, что именно это ее внучке сейчас особенно важно.
Время тянулось бесконечно, и удлинившийся весенний день все никак не желал уступить место ночи. Наконец стемнело, отправилась на покой королева Тюра. Улеглись служанки, не считая тех, что прислуживали конунгу. В гриде пир еще продолжался, и Ингер не возвращалась; она любила засиживаться с мужчинами, слушая их бесконечные рассказы о походах и подвигах. Ее забавляли эти разговоры, а Горм позволял любимой дочери оставаться на пиру столько же, сколько он сам.
Настала полночь, и кроме грида, все в усадьбе затихло. Сперва Асфрид послала Богуту проверить, свободен ли путь, и та вернулась с сообщением, что во дворе все спокойно. Тогда Асфрид и Гунхильда тоже вышли, набросив свои синие плащи, что когда-то ввели в заблуждение Харальда; в темноте они были совсем не видны. Красный плащ, подаренный Харальдом, Гунхильда предпочла оставить: к «обноскам Хлоды» она испытывала неприязнь и почти не пользовалась этой вещью, несмотря на ее красоту и высокую стоимость.
Во дворе царила тьма, но дождь не шел. В оконцах под кровлей конунгова дома мелькали отблески огня, тянуло дымом и доносилось пение.
Славна Гормова дружина!
В поле доблестна, а после
Медовуху лихо хлещет,
Насмехаясь над врагами!
Воин всех врагов повергнет,
Тор меча, опора строя,
Молодым пример отваги,
Ясень битвы – славный Холдор!
Обходя дом по пути на задний двор, где в самом дальнем углу располагалось отхожее место, Гунхильда не могла не улыбнуться мимоходом: это Кнут сочинил хвалебную песнь об отцовской дружине, где по строфе приходилось на каждого из двух десятков наиболее прославленных бойцов. И хотя с точки зрения искусства стихосложения висы порой хромали, слушателям, они же герои, очень нравилось.
Вдвоем с бабушкой они прокрались в дальний угол двора; от волнения сердце Гунхильды так билось, что она едва чуяла землю под ногами и, будто маленькая, сжимала руку Асфрид. Точно как пятилетняя девочка в дремучем лесу, она и боялась, и верила, что пока бабушка рядом, все будет хорошо! Хотя и понимала, что судьба завела ее в такую чащобу, что даже бабушка мало что может тут сделать. Оставалось надеяться только на богов. «О Фрейя! – мысленно молилась она. – Помоги нам, дорогая, не оставь нас, дай выбраться отсюда, спасти честь и владения нашего рода!»
Вот они встали под стеной отхожего чулана – даже в темноте его местонахождение указывал запах. Вдруг небо осветилось – показалась луна, посеребрила высокую кровлю конунгова дома, стали видны верхушки частокола. Асфрид и Гунхильда одновременно увидели, как между заостренными концами стоймя вкопанных бревен появилась чья-то голова, плечи – человек бесшумно перемахнул ограду и канул в темноту уже внутри двора. Он находился всего в трех-четырех шагах от них, но они не услышали ни звука.
