Девушка протянула ему смуглую крепкую руку, Саша осторожно пожал ее и почувствовал, как будто искры побежали по всему телу. Ященко улыбнулся, глядя на них, чуть приобнял обоих за плечи, словно объединил собой.
— А теперь, дети мои, пойдемте скорее в лагерь!
«Однажды в старой книге я читал, что люди некогда были сотворены Богом целыми и совершенными, а потом Он почему-то разделил их на половинки да разбросал по свету. Теперь эти половинки ходят, ищут друг друга, тоскуют, и если уж доведется встретиться им, то между ними возникает любовь. Так произошло и со мной, когда я впервые встретил Конни.
С тех пор прошло уже много лет, но и по сей день я вижу ее такой — юной, смеющейся, с локонами темно-каштановых волос, свободно падающих на плечи из-под соломенной шляпки…
И твердо знаю — эта женщина была и останется единственной, Богом предназначенной для меня».
Да уж, романтиком был дедушка… Сколько уже написано и сказано о любви, но и посейчас, как говаривал Соломон Премудрый, «тайна сия велика есть».
Максим вспомнил тот день, когда он сам впервые увидел Верочку — она работала вместе с Наташей, бумаги какие-то привезла. Он открыл ей дверь и в первый же миг понял, всем существом почувствовал — она! И другой не будет… До сих пор ему иногда кажется, что все, что было потом между ними, все, что будет еще, — только логическое следствие той, первой минуты.
Были у него, конечно, девушки и раньше, но это было совсем другое — легкие, веселые, ни к чему не обязывающие связи. Ну, встретились, познакомились, провели время вместе, доставили друг Другу удовольствие — и расстались так же, без обид и взаимных обязательств. Тогда он искренне не понимал — зачем вообще нужно жениться? Чай, не при царе Горохе живем! Свободная любовь уже не под запретом, как раньше, так стоит ли менять праздник жизни на серые будни и доброй волей в хомут лезть?
Примеры приятелей, которых угораздило пойти в ЗАГС, тоже не вдохновляли. Слишком уж часто юные, трепетные невесты превращаются в ворчливых мегер, и жизнь идет в полном соответствии с невеселой поговоркой: «семья — рутина, жена — скотина». Максим просто передергивался от страха при одной мысли, что и с ним когда-нибудь может произойти нечто подобное. Но появилась Верочка — и прежняя жизнь стала как отрезанный ломоть.
А все-таки интересно — что же есть любовь? Дается она человеку или завоевывается? Падает на голову, словно кирпич с крыши, или вырастает постепенно из совпадения вкусов, привычек, взглядов на жизнь, общих интересов?
Трудно сказать, где правда. Случается ведь, что пары создают люди, удивительно не соответствующие друг другу, — взять хоть Армена с Наташкой! Как только угораздило девушку из интеллигентной московской семьи, выросшую со временем в активную, самостоятельную и самодостаточную, а где-то и в жесткую бизнесвумен, связать свою жизнь с человеком, у которого каждый милиционер на улице норовит документы проверить? А ведь ничего, живут и счастливы…
Максим задумчиво покачал головой и чуть улыбнулся своим мыслям. Всего через год после свадьбы Наташка располнела, подобрела, научилась готовить долму и варить хаш[3], и даже говорить стала с армянским акцентом! Все свои феминистские закидоны она быстро позабыла, даже с работы уволилась и теперь сводит балансы большого торгового центра, что Армен открыл недавно после долгих мытарств и хождений по чиновным кабинетам. «На себя работать, ахчик, большое дело!» — любит повторять он, и сестренка с ним, кажется, совершенно согласна.
Идиллию омрачало только одно — после неудачного аборта Наташа не могла больше рожать. А для армянина семья без детей — вообще не семья… Да и только ли для армянина? Разве стремление продолжиться, воплотиться в детях, обретя некую иллюзию бессмертия, не присуще от природы каждому человеку? Разве не оно помогает обрести настоящую цель и смысл всей его жизни? Он и сам не так давно стал понимать это — когда Верочка забеременела. И сейчас, как подумаешь, просто дух захватывает: «У меня будет сын!»
Армен очень старался быть деликатным, ничем не обидеть и не упрекнуть жену, чтобы, не дай бог, не почувствовала она свою несостоятельность в самом важном для женщины деле, но сам — страдал. Максим не раз видел, как на улице или во дворе смотрел он на чужих детей такими тоскливыми глазами, что просто сердце кровью обливалось!