Грант с восторгом поворачивал винтовку в руках так и эдак, но в конце концов вернул ее владельцу.
— Я слышал, что их начали выпускать, но еще ни разу ни одной не видел. Здесь бы мне пригодилась пара‑тройка тысяч таких.
— Идеальное оружие для кавалериста. Мои мальчики прямо–таки рвутся в бой, чтобы испытать их в деле.
— Удачи.
Стюарт поскакал обратно к своим войскам, а Грант вернулся к угрюмому делу обороны своих позиций. И истребления англичан.
Рядовой Пул из Шестнадцатого Бедфордского и Хертфордширского полка чувствовал себя совсем несчастным. Два года его полк стоял в Квебеке, в Канаде, дичайшей из диких стран. Летом поджариваешься, зимой отмораживаешь себе задницу. А потом эта война. Сперва долгий марш до пристаней, затем на барках по озерам. Все это было довольно просто, но последний марш на юг в жару — дело совершенно другое. После этого было приятно немного передохнуть, прежде чем убивать янки. Первую шайку подмяли под себя, не останавливаясь. Да и со второй было ненамного больше возни. Но эти легкие победы остались позади. Завязалась яростная борьба, и британцы начали нести тяжелые потери. Не один и не два приятеля Пула отправились на тот свет. Но что хуже, в последнем бою его мушкет взорвался и обжег ему полголовы. Непременно надо в лазарет, уж наверняка. Но сержант так не считал. Велел ему натереть ожог жиром и встать в строй. Дал ему мушкет убитого. Бесполезная вещь, Бурая Бесс, то самое ружье, которым перебили войска Наполеона. Но то было давным‑давно. Пулу не хватало его нарезного энфилдовского мушкета.
— Колонна, стой! Примкнуть штыки! Нале‑во!
Сержант прошел позади строя, осматривая ранцы и оружие своими крохотными холодными глазками.
— Сейчас мы пойдем в атаку, — сказал он. — Пойдем шеренгой, будем наступать вместе, и я шкуру спущу с того, кто отстанет.
Пул мрачно подумал, что с сержанта станется, и пожалел о том дне, когда послушался вербовщика, зайдя выпить в «Лошадь и собаки». Тот покупал выпивку на всех, нахваливал чудесную жизнь в армии. Дескать, королевский шиллинг и новая жизнь в «Старых утках», как, по его словам, любовно называли полк. Теперь любви почти не осталось.
— Вперед…
Не успела команда отзвучать, как солдаты услышали топот копыт мчащихся галопом лошадей, донесшийся из жиденького леска, вытянувшегося вдоль дороги. Все громче и громче.
А затем послышались крики. Безумное, высокое улюлюканье, от которого мурашки бежали по спине. Сержант рявкнул приказ, и они только‑только повернулись лицом к врагу, когда кавалеристы налетели на них.
Кавалеристы в серых мундирах с криком и улюлюканьем ринулись в атаку. Стреляя на полном скаку опять и опять, ураганом пронеслись они через ряды британской пехоты и развернулись, чтобы атаковать снова. Все еще стреляя. И вроде бы даже не перезаряжая ружей, а только неустанно осыпая ряды англичан пулями.
Ряды англичан таяли на глазах под непрекращающимся свинцовым градом. Кое–кто из пехотинцев стрелял в ответ, но очень немногие. Всадники оставались на месте, все стреляя и стреляя. Не останавливаясь, они все сыпали и сыпали ураган пуль на стоящих перед собой людей.
Когда они ехали через британские ряды обратно, стрелять было уже не в кого. Если среди павших солдат обнаруживалось малейшее движение, оно пресекалось кавалерийской саблей. И когда кавалеристы на рысях возвращались под прикрытие леса, позади царило полнейшее безмолвие.
Так и не выстрелив ни разу, рядовой Пул получил пулю в руку и упал на свой мушкет. Он выжидал много‑много долгих минут, прежде чем окончательно уверился, что кавалеристы ускакали, затем столкнул тяжелый труп сержанта со своей спины. С трудом поднялся на ноги и в ужасе огляделся. И заковылял на дорогу, чтобы уйти подальше от этой бойни.
Единственный оставшийся в живых.
А по ту сторону Атлантики, над Англией, бушевала летняя гроза. Дождь лил как из ведра, реки вздувались и выходили из берегов. Молнии вспыхивали за резными башнями Виндзорского замка, грохотал гром. Два человека, неохотно выбравшиеся из кареты, мгновение помялись, а затем поспешили найти укрытие в арке дверей. Ливрейный слуга помог лорду Пальмерстону спуститься на землю и чуть ли не понес его ко входу, где уже ждали остальные. Подагра чуточку отпустила, но наступать на ногу было все еще больно.
