Испуганные глаза с растекшейся черной тушью, размазанная губная помада, искривившая ее рот… Я перемотал ленту обратно до того момента, когда в спальню вошла вторая подружка невесты, а зеркальная дверь отразила балкон квартиры и спускавшиеся к морю улицы под ним.
Здесь я снова остановил кадр и попытался увеличить резкость. Между перилами балкона виднелся шпиль церкви, силуэт его флюгера вырисовывался на белой спутниковой тарелке, установленной на крыше где-то неподалеку от портовых причалов. Вместе шпиль и тарелка точно указывали, где в Эстрелья-де-Мар искать эту квартиру-студию.
Я откинулся на спинку кресла и стал разглядывать шпиль; меня впервые перестали раздражать глухие удары теннисной машины, подававшей мячи на тренировочный корт. Теперь я отдавал себе отчет в том, что подсознательно хотел увидеть эту квартиру, а не изнасилование Анны Холлингер. Бригада полицейских экспертов сразу обнаружила бы эту кассету в опустошенной пожаром комнате.
Если этого не произошло, значит, кто-то ее оставил специально для меня, узнав, что мы с Полой придем в дом Холлингеров. Видимо, он был уверен, что Кабрера будет слишком занят своим заключением о вскрытии и не заметит исчезновения одного из вещественных доказательств. Я вспомнил шофера Холлингеров, который без конца полировал «бентли». Мог ли этот меланхоличный испанец стать доверенным лицом Анны или даже ее любовником? Он смотрел угрожающе, но, кажется, не распространял на меня обвинения в адрес Фрэнка; может быть, он хотел предупредить меня о не замеченном полицейскими вещественном доказательстве?
В восемь вечера у меня была назначена встреча с Полой, – я пригласил ее на ужин в ресторан «Дю Кап», но я направился в сторону порта на час раньше, решив во что бы то ни стало разыскать спутниковую тарелку. Изготовители порнофильмов часто снимают дорогие квартиры на один день, а не сооружают сценические декорации, которые могут послужить уликой полицейским. Если я точно установлю, где происходило изнасилование, я, может быть, и не разгадаю тайну убийства Холлингеров, но сейчас у меня под ногами раскручивался один неприбитый уголок ковра за другим. Чем больше ковров я приколочу к полу, тем скорее удержусь на ногах, когда стану блуждать в потемках, из одной комнаты в другую.
Я шагал по направлению к гавани мимо антикварных магазинов и художественных галерей, внимательно осматривая крыши города. У меня не было сомнения, что в фильме промелькнул флюгер шпиля англиканской церкви, возвышавшегося над Церковной площадью. Я постоял на ступенях церкви, строгого белого здания, скромной копии капеллы Ле Корбюзье в Роншане. Церковь больше напоминала кинотеатр, а не дом Божий. Доска объявлений извещала о предстоящей постановке «Убийства в соборе» Элиота, о собрании благотворительной организации помощи престарелым и об экскурсии к месту финикийских захоронений на южной оконечности полуострова, организуемой местным археологическим обществом.
Флюгер указывал на Фуэнхиролу, но спутниковой тарелки я там не заметил. Освещенный заходящим солнцем, на фоне неба вырисовывался силуэт западной части Эстрелья-де-Мар, от клуба «Наутико» до руин дома Холлингеров. Десяток высотных домов смотрел окнами с высокого утеса – непроницаемый лик тайны. На крыше яхт-клуба красовалась белая чаша спутниковой антенны, но она была по крайней мере вдвое большего диаметра, чем скромная тарелка телевизионной ретрансляции.
Бары и рестораны с морской кухней вдоль гавани были битком набиты местными жителями, расслаблявшимися после целого дня работы в мастерской скульптора и за гончарными кругами. Совершенно не обеспокоенные трагедией в доме Холлингеров, они выглядели более оживленными, чем обычно, и громко переговаривались, выглядывая из-за экземпляров нью-йоркского книжного обозрения и художественных приложений к «Монд» и «Либерасьон».
Испуганный этой агрессивной демонстрацией культурного превосходства, я зашагал к лодочной верфи, примыкавшей к причалам, пытаясь найти умиротворение среди вскрытых двигателей и маслосборников. Яхты и прогулочные моторные лодки стояли на своих эстакадах, горделиво демонстрируя изящные корпуса – грациозную геометрию скорости. Среди стоявших на верфи судов выделялся мощный катер с корпусом из стекловолокна, почти сорока футов длиной. Три громадных подвесных мотора на его корме походили на гениталии морского механического чудища, выбравшегося на сушу.
