– Впечатляюще, – сказал я и повернулся лицом к Поле.– А кто он на самом деле?
– Бобби Кроуфорд и сам того не знает. Он за час кем только не успевает побыть. Каждое утро он достает свои личины из платяного шкафа и решает, которую из них надеть.
Она говорила с ядовитым сарказмом, боясь, как бы я не заподозрил ее в том, что она тоже не в силах устоять перед обаянием Кроуфорда, но вместе с тем, казалось, не осознавала, что на губах у нее играет нежная улыбка, как у любовницы, вспоминающей былой роман. И обаяние, и самоуверенность Кроуфорда явно сердили ее, а я задавался вопросом, не вскружил ли он голову и ей. Для Кроуфорда, наверное, игра с этой угрюмой и остроумной докторшей была труднее и увлекательнее, чем состязание с теннисной машиной.
– Пола, не слишком ли вы к нему строги? Он довольно симпатичный.
– Конечно, еще бы. На самом деле этот парень мне нравится. Он вроде большого щенка, которого посещают множество странных идей, а он и понятия не имеет, как их пережевать и претворить в жизнь. Теннисист-бездельник, прослушавший курс гуманитарных наук в открытом университете. Он думает, что дешевая книжка по социологии в мягкой обложке способна дать ответ на все вопросы. Но вообще-то он довольно забавный.
– Я хочу поговорить с ним о Фрэнке. Ему, наверное, известно все об Эстрелья-де-Мар.
– Держу пари, так оно и есть. Мы все здесь пляшем под его дудку. Бобби изменил нашу жизнь, да и пациентов у нас в клинике с его появлением поубавилось. До его приезда это был громадный конвейер, поглощающий деньги пациентов, которых мы лечили от пристрастия к наркотикам: алкоголизм, утрата интереса к жизни, последствия злоупотребления бензоседуксеновыми транквилизаторы… Но стоило Бобби Кроуфорду просунуть голову в приоткрытую дверь палаты, как все ожили и стремглав понеслись на теннисные корты. Он удивительный человек.
– Полагаю, вы хорошо его знаете.
– Слишком хорошо.– Она рассмеялась, вспомнив что-то свое.– Я говорю гадости, правда? Вам будет приятно услышать, что он не очень хороший любовник.
– Почему?
– Для этого он недостаточно эгоистичен. Эгоистичные мужчины – самые лучшие любовники. Они готовы постараться, чтобы женщина получила удовольствие, зная, что потом смогут рассчитывать на большее для самих себя. Кажется, вы вполне способны это понять.
– Я стараюсь не понимать. Вы очень откровенны, Пола.
– Ах… Но откровенность – искусный способ скрыть истину.
Проникаясь к ней все более теплыми чувствами, я осторожно обнял ее за талию. Она мгновение колебалась, но потом прильнула ко мне. Она виртуозно демонстрировала независимость и самообладание, но на самом деле была лишена уверенности в себе. Эта черточка ее характера восхищала меня. В то же время она флиртовала со мной, словно поддразнивая меня и лишний раз напоминая, что Эстрелья-де-Мар – это шкатулка с секретом, от которой у нее, возможно, есть ключи. Я уже подозревал, что она знает о пожаре и признании Фрэнка намного больше, чем рассказала мне.
Я повел ее с балкона в гостиную, а затем потянул в затененную спальню. Когда мы остановились в полумраке, я положил руку ей на грудь, медленно обводя указательным пальцем голубую вену, змеившуюся по загорелой коже, прежде чем исчезнуть в теплых глубинах ниже соска.
Она с любопытством наблюдала, что будет дальше. Не отталкивая мою руку, она сказала:
– Чарльз, прислушайтесь к совету доктора. На сегодня вам хватит стрессов.
– Секс с вами чреват большим стрессом?
– Секс со мной – это всегда сплошной стресс. Очень немногие мужчины в Эстрелья-де-Мар это подтвердят. Я больше не хочу ходить на кладбище.
– Следующий раз, когда мне случится там быть, почитаю эпитафии. Там что, похоронены сплошь ваши любовники, Пола?
– Нет, там их всего один-два. Как говорится, врач может похоронить свои ошибки.
Я прикоснулся к тени на ее щеке, напоминавшей темное помутнение на фотопленке.
– Кто поставил вам синяк? Сильно же вас стукнули.
– Пустяки.– Она прикрыла синяк рукой.– Я занималась в тренажерном зале. Кто-то на меня случайно налетел.
– В Эстрелья-де-Мар царят грубые нравы. Прошлой ночью на автомобильной стоянке…
