Когда закончилась нефть - страница 26

— Ура! — бодро прокричал один тоненький голосок, но тут же испуганно затих.

— Помните мудрые слова Патриарха: счастье — это нанотехнологии плюс электрификация всея страны!

— Ура!! — На этот раз знакомый лозунг поддержали почти все присутствующие.

Полпред сошел с алтаря, и его место тут же занял местный староста, низенький коренастый мужчина лет сорока. В виртуальном приборе ночного видения староста подсвечивался зеленым, как и доминантный полпред.

— Вчера елагинские мужики конфедератского шпиона поймали, — сообщил староста. — Но сами они менять вражину на хабар опасаются. Нам предложили посодействовать. Ну, какие предложения будут? Беремся с божьей помощью или как?

— А чего просят елагинские за шпиона? — деловито уточнила круглолицая толстая женщина в расшитом сарафане.

Староста отмахнулся:

— Им мешка сахара хватит. А мы с басурманов серьезно возьмем. Потому что шпион этот — баба, а за баб они больше переживают.

Представитель патриарха неожиданно оживился, вошел в круг беседующих и громко заявил:

— Решая частные задачи, не следует забывать о большой государственной проблеме — демографической.

— Чего? — недоуменно спросили его сразу несколько голосов.

— В общем, бабу советую оставить. Их и так в стране мало осталось, баб. А эта точно здоровая, детишек вам еще нарожает, — пояснил свою мысль полпред.

— А она здоровая ли? — усомнился кто-то, и тут же по сигналу старосты из ближайшей избы вывели в круг короткостриженую бледную женщину в защитном комбинезоне.

Марта толкнула меня в плечо; я ее понял. Мы встали и пошли по влажной от ночной росы траве, на ходу вытаскивая парализаторы.

Когда до деревни осталось меньше десяти метров, я узнал эту бледную женщину: Тереза Масюк, социолог из экспедиции Шведского университета. Я с ней дважды ходил в экспедиции, но общего языка мы с ней там не нашли.

Меня удивило, что защитный комбинезон на ней выглядит совершенно целым, но Тереза даже не пытается использовать его возможности. А ведь возможности у него серьезные.

Как это обычно бывает, завидев нас, автохонты сами легли на землю, добровольно подставляя оголенные ягодицы под наши парализаторы — удар в другие мышцы чрезвычайно болезнен, и местные это хорошо выучили. Мы обработали всех, кроме полпреда и старосты — статус доминантов этнографами обычно принято соблюдать, если только нет противопоказаний по ситуации. Впрочем, сейчас противопоказаний не было — оба доминанта стояли по стойке смирно, просто наблюдая, как мы подходим к Терезе с двух сторон.

— Привет, дорогая, ты в порядке? — полюбопытствовала Марта, осторожно трогая Терезу за руку.

Тереза пожала тонкими плечами:

— Вы зря пришли, — тихо сказала она. — Я собираюсь остаться с ними.

Полпред удовлетворенно крякнул:

— Смотри, Тарас! Сами бегут от ереси своей иезуитской в наше благоверное лоно! Верю, будет еще Великая Русса от Кронштадта до Московии!

Я хмуро взглянул на него, и он немедленно заткнулся.

— Пойдем, Тереза! — сказал я как можно мягче.

— Нет, не пойду.

— Почему? — спросили мы с Мартой хором.

Тереза подняла на меня маленькие злые глазки:

— Тебе, Айвен Эроуз, негоже задавать этот вопрос. Потому что десять лет назад тебя звали Иван Стрелок. Поверь, это звучит намного лучше.

Она развернулась, пошла от нас в ближайшую избу и с треском захлопнула дверь, вложив в этот жест всю силу своей ненависти к современной цивилизации.

Мы с Мартой одинаково коротко вздохнули, развернулись и пошли прочь. Тереза не первая и не последняя, но, слава Конфедерации, дауншифтинг — это уже не наша забота.

Мы не дошли до джипа метров сто, когда Марта попросила меня посмотреть, что там сломалось в ее комбинезоне, а потом, когда мы, усталые, уже лежали на траве и смотрели в зовущее звездное небо, она вдруг сказала мне:

— Знаешь, они, конечно, забавные все очень. Но когда они петь начинают, у меня все вот здесь так сжимается, что плакать хочется.

Она положила мою руку себе на грудь и вдруг запела на всю округу мощным сопрано:

А потом она заплакала.