— А ты не помирился с родителями?
— Так я же и не ссорился. Отец, что называется, проклял, отказал в наследстве, а маман тайком деньги присылает, для нашей тощей кассы тоже подарок.
Как приятно сознавать, что ты не ошибся в человеке! Маменькин сынок нашел в себе силы и мужество, чтобы начать новую жизнь. Ну, а то, что было трудно, — это на пользу. Теперь уж ничего не страшно!
— Василий Николаевич, значит, вместе во Львов-то?
— Вместе, Володя, вместе. Ведь это ты с контрабандистами дружбу водишь?
— Я. Кстати, их предупредить нужно.
— Да, да, поторопи, здесь мы не засидимся. Съездим туда и обратно — и вон из этой ловушки!
…Март. Уже пахнет весной, и днем ласково греет солнце. Но вечерами иногда выпадает снег — тихий, вялый. А чаще к вечеру собирается дождь.
Контрабандист Фома осторожно правит лошадью, часто останавливается, оглядывается. В такой темноте, под дождем не мудрено сбиться с дороги и налететь па пограничные секреты. Но Фома уверяет, что в непогоду секретов не ставят, а где посты, он знает. И они спокойно доберутся до нужной деревеньки.
Соколов замерз, а Володя и вовсе лязгает зубами не то от холода, не то от волнения.
Лошадь остановилась так неожиданно, что Василий Николаевич ткнулся лбом в спину вознице.
— В чем дело?
Из темноты показался силуэт. Фома тихо окликнул.
— Дурно… Треба почекаты…
— Ждать. Почему?
— Поставили секреты…
Вот тебе и раз! Фома смущенно шмыгает носом. Выходит, нужно возвращаться. Вместо теплой избы снова несколько часов трястись в телеге под дождем.
Соколов разозлился. Спешил, мок, на ухабах трясся…
— Долго простоят секреты?
— А кто их ведает! Может, день, а может, три…
— Мы переждем в деревне.
— Заметят…
— На пароме уже заметили, да и лесник повстречался…
— Ин ладно, вон у него летник есть. Только днем выходить — ни под каким видом!
— Кормить будете?
— Брюхо чем набить найдем, а разносолов — не взыщите…
И вот уже второй день лежат они на широких нарах летника. Вчера еще коротали время в разговорах, а сегодня и говорить не о чем.
Летник забит всякой рухлядью — побуревший картофель вперемежку с рваной сбруей, лопатами, какие-то недоколотые поленья, мешки, проеденные мышами.
И над всем этим убогим царством нищеты и запустения, как боевые знамена, развеваются овчины, кафтаны, рушники, кацавейки.
Два маленьких оконца заткнуты кошмой. Воздух кислый, тяжелый, кажется, на ощупь можно потрогать. Запахи овчины, тухлой капусты, прелой сбруи. В довершение всех бед в плотно закупоренном летнике за зиму устоялся холод, и робкому мартовскому солнцу еще не под силу изгнать его.
Фома приносит неутешительные вести — секреты стоят. Контрабандист уверен, что его клиенты не рискнут покинуть свое убежище. Но Соколов решил двигаться. Сидеть в летнике не было уже никаких сил.
— Фома, сегодня же вечером ты свезешь нас к границе и переправишь на австрийскую сторону…
Фома не хочет рисковать. Он мычит что-то и отрицательно качает головой. Вот упрямая ослица! Ну погоди!..
Соколов решил сыграть на самолюбии контрабандиста:
— Ты не проводник, а… черт те что!
— Я… плохой проводник?.. Я плохой проводник?.. — Фома задохнулся от негодования. — Ладно, идете на риск — ваше дело…
В десять часов вечера деревенька уже спала, только какая-то собака никак не могла угомониться. Фома вздрагивал всякий раз, когда собачий лай раздавался неожиданно близко.
Но вот и брехливый пес выдохся. И только легкий шелест прошлогодней мертвой травы под ногами напоминает об опасности.
Перевалили через какой-то бугор. Потом долго плутали по дну оврага, карабкались на крутой берег. Внезапно совсем рядом, за кустами, тускло блеснула вода.
Фома лег на землю и стал слушать. Он долго-долго не поднимался. Соколов злился. Сколько бы Фома ни кривлялся, какие бы ритуальные фокусы ни выкидывал, больше сговоренной суммы он ему не заплатит. И нечего набивать цену…
Фома и сам почувствовал, что переборщил. Быстро поднялся на колени и тихонько свистнул. Кусты раздвинулись.
Соколов вздрогнул. Вот ведь артист! Этот дядя сидел в кустах и дожидался сигнала режиссера!
— Готово? Все?
— Все!
— Весла?
— Взял…
— Айда!
Через несколько шагов в руках у Фомы и нового провожатого оказалась лодка. Такая легкая, маленькая, что они без всяких усилий держали ее каждый одной рукой. Еще несколько шагов — лодка беззвучно легла на воду. А еще через минуту рядом с ней закачалась вторая.
