Мы очень тщательно следили за состоянием атмосферы в кабине. Это была наша основная задача помимо поддержания связи с поверхностью. Роджер некоторое время лежал в темноте и терпел, не желая нарушать порядок, установившийся в отсеке. В нашей группе пилотов всегда подтрунивали над Роджером, которому однажды пришлось воспользоваться в подводном путешествии санитарным сосудом. А между тем это действительно было проблемой, и мы ее решили довольно просто. Новая канистра с углекислым газом лежала в прочном пластиковом мешке, и Роджер использовал его, после чего мы опустошили коробку от аптечки, положили в нее этот пакет, коробку закрыли, загерметизировали и спрятали на дне сферы.
Закончив манипуляции, мы запустили скруббер. Роджер сказал, что жить ему стало легче, и я как будто видел в темноте его улыбку, хотя у него появилась легкая одышка.
Всю ночь связь с "Сэром Тристрэмом" была плохая. Иногда мы вообще ничего не слышали, однако в 1.30 ночи, в четверг, мы приняли сообщение от Дэвида Майо, которое мы не поняли, но оно все равно нас здорово поддержало, так как настроение наше начало понемному ухудшаться.
Сообщение, которое мы приняли, было следующее: "Наилучшие пожелания экипажу "Пайсиса" с надеждой, что все будет хорошо. Королева Елизавета".
Связь была плохой, и мы подумали, что сообщение было от ее величества королевы, но через день мы узнали, что это был большой пассажирский лайнер "Куин Элизабет II". Он шел своим курсом и передал сообщение, которое произвело на нас большое впечатление и здорово поддержало, особенно если учесть, что у нас была плохая связь с поверхностью. В течение всей ночи связь с "Сэром Тристрэмом" осуществлялась от случая к случаю. Два внутренних таймера мы заводили каждые полчаса, при этом один ставили так, чтобы он сработал через тридцать минут, а другой - через два часа. Мы исходили из того, что если проспим первый таймер, то обязательно услышим второй.
В кабине было очень сыро от конденсата, и нам снова стало холодно. Каждый из нас понимал, что мы можем проспать и прозевать момент, когда содержание углекислого газа станет выше допустимого, поэтому мы просыпались каждые тридцать минут по звонку таймера. Иногда, проснувшись, я не мог сразу понять, где я и что со мной.
Эти минуты между сном и бодрствованием, когда я лежал в кромешной темноте и соображал, что я должен сделать после звонка таймера, были самыми трудными. Можно было запросто снова уснуть, забыв проверить содержание углекислого газа, забыв включить скруббер или завести таймер, и это случалось, и не однажды. Только через восемнадцать часов после аварии мы нашли время подумать о том, как же она произошла. Трудно было себе представить, почему вдруг кормовая сфера заполнилась водой и люк отrрылся в то время, когда мы были уже на буксире. В действительности, оглядываясь назад, я должен признать, что в ту первую ночь под водой причины аварии не имели для нас никакого значения. Мы только знали, что сфера затоплена, а все наши мысли были сосредоточены на одном: удастся ли спасателям поднять нас наверх.
В ситуациях, аналогичных нашей, ярко про являются индивидуальные особенности каждого. Роджер все время о чем-то думал, и мне казалось, что я даже слышал его мысли. Каждые несколько минут он произносил что нибудь вроде "Я думаю, что лучше всего, если они поднимут нас, захлестнув трос за носовую раму, в этом случае нагрузки были бы минимальны".
Я старался не вступать в разговор прежде всего потому, что чувствовал себя совершенно разбитым от ожидания и отсутствия каких-либо непосредственных действий со стороны спасателей.
Это было задолго до возвращения "Вояджера",а кислорода мы потребляли, как я считал, довольно много. Час за часом проходила ночь, Роджер, заметив мою безучастность, перестал думать вслух, и в результате потребление кислорода сократилось. Говорили мы очень мало, за исключением тех моментов, когда проверяли связь с "Сэром Тристрэмом" и помогла в этом, наверное, моя морская дисциплина. Каждое произнесенное слово и даже любая мысль, которая могла взволновать, требовали дополнительного расхода кислорода, поэтому нам следовало большую часть времени уподобляться растениям и действовать как разумные люди каждые полчаса, когда надо было работать с системой жизнеобеспечения.
