— Счастливая ты, Ксюш, — с грустной улыбкой говорила Лиза, вертя в тонких пальчиках изящный бокал с вином.
— Думаю, что королевы счастливыми не бывают, — отвечала ей подруга, изредка поглядывая на лежащие на столе бумаги. — Работы много, а пенсия и не предусмотрена.
— Зато тебя му-у-уж любит, — протянула со всхлипом лорийская королева.
— Тебя тоже, — вмешалась в разговор леди Скарпа, которая была третьей в кабинете туранской королевы, где и происходил разговор.
— Вот именно, что "тоже", — недовольно сказала Лиза. — А я хочу "только". Чувствуешь разницу?
— Чтобы быть "только" для мужа, надо и чтобы муж для тебя тоже был "только", — сказала Ксюша и сразу же пожалела о своих словах.
Лорийская королева зло прищурилась, поджала губы и уставилась на свою подданную.
— Юль, и о чем это она? — требовательно спросила Лиза после непродолжительного молчания. — Ты мне ничего сказать не хочешь?
— Я ничего никому не говорила, — недовольно сказала леди Скарпа. — Просто еще с самого начала Маурицио говорил, что скрыть это от сильного мага довольно проблематично.
— Да, Гердер сразу знал, — подтвердила Ксюша.
— Это что, все маги могут понять? — с ужасом спросила Лиза.
— Да нет, там же сейчас амулет работает, — успокаивающе сказала Юля. — Теперь даже сильный маг не поймет.
— И как тебя вообще угораздило? — участливо спросила Ксюша. — Ну все понимаю. Довел тебя Марко своими изменами. Но если уж завела любовника, то хоть предохранялись бы.
— А, да что теперь говорить? — махнула рукой Лиза. — Давайте лучше выпьем и забудем этот разговор. Лина — славная девочка, я ее очень люблю и рада, что она выходит за твоего сына, Ксюш. Хоть моих проблем у нее не будет. А вот Турчик, боюсь, в папу пошел.
Ксения тоже этого боялась, но говорить о своих опасениях не стала. Ведь даже выскажи она их вслух, ничего от этого не изменится. Шарлотта выйдет замуж за Артуро. Ведь Гердер не меняет своих решений без веских причин. А он вряд ли посчитает веской причиной повышенный интерес будущего зятя к женскому полу.
Эвальду было откровенно скучно на похоронах. Все эти выспренние речи о величайших достижениях покойного навевали тоску. Нет, сначала было даже очень интересно слушать о всех деяниях, приписываемых покойному королю. Поверить выступавшим, так это был величайший государственный деятель, потеря которого невосполнима и приведет к серьезнейшим проблемам как внутри страны, так и в отношениях с соседними державами. Но он-то, Эвальд, знал, что дед только мешался в ногах у старшего сына и невестки, которые с трудом справлялись с последствиями неосмотрительно подписанных документов или даже брошенных случайно слов. Король Генрих жил в собственное удовольствие, ничем, кроме этого, и не интересуясь. Впрочем, и о нем никто особо не страдал. Разве что внучка, Шарлотта — хотя ей и удавалось сохранять спокойное выражение лица, чуть сжатые губы и покрасневшие глаза все равно указывали на горе девушки. Эвальд еще раз на нее взглянул. Такая тоненькая и хрупкая, никогда не подумаешь, что у нее такая тяжелая рука. Принц вспомнил вчерашнее явление брата и с трудом смог удержать улыбку. Бернхард явился с огромным синяком вокруг правого глаза и на вопрос, откуда это безобразие, смущенно ответил, что кузина стукнула. Хорошо, что у них регенерация повышенная, и к сегодняшнему дню не осталось даже следа, а так бы пришлось обращаться за помощью к хозяевам замка. Этого Эвальду совсем не хотелось — будущий король Турана явно не жаловал своих племянников — видно так и не простил гармскому наследнику уведенную невесту. Хотя столько лет прошло, да и жену свою, по слухам, Гердер любит, но не может забыть, что соперник тогда его обошел. Правда, был вынужден признать принц, это был единственный случай, когда Гарму удалось обойти Туран, что очень печалило короля Лауфа. Но даже этого единственного проигрыша туранский король не простил Гарму. И это его снисходительно-презрительное отношение… Оно вызывало желание отомстить. Хоть как-то, хоть в мелочи, но отомстить. Эвальд постарался отбросить мысли, недостойные будущего правителя и огляделся. Но знакомых лиц в этом помещении было крайне мало. Тишина, стоявшая поначалу в траурном зале, сменилась невнятным жужжанием приглушенных разговоров, и он вполголоса обратился к стоящему рядом дипломату:
