— Ах, как боюсь я, Стелла, — пропела она. — Солнцестояние, наверное, влияет на меня… И скоро ли пройдет? А что, если навеки? Ну как я буду с этим жить?
Грудь у нее высоко вздымалась, и Элли хотела прижать к ней ладони, но спохватилась: такой жест во время пения — это уже совсем перебор. Она уперлась руками в диван.
— Такое чувство у меня, что надо что-то делать. Мне сердце говорит, что мир мне не чужой. Я постараюсь доказать, что я его достойна. Но знать бы мне, с чего начать.
— Элли, о чем ты? Разве ты не часть этого мира? Как это, ты его недостойна? Ты, например, мне не чужая, ты участвуешь в моей жизни каждый день!
— Нет-нет, это не так. Вот ты, еще и Нина… и Такер, например… вы видите меня! А остальные нет. Никто не замечает. Как будто бы меня здесь не было и нет.
Пение Элли прерывалось всхлипываниями.
— Как это нет? Ты здесь, вот она… Элли… миленькая… ты думаешь, люди тебя не видят? Или не замечают?
Казалось, Стелла что-то вдруг поняла: она сузила глаза и закусила губу. Элли видела, что она о чем-то напряженно думает, словно пытается связать между собой разрозненные факты. И до Стеллы постепенно доходило, что в словах Элли есть какой-то смысл.
— Теперь ты видишь? Ты знаешь, что права я. И есть тому причина, почему… меня не замечают. Тут все не просто так, такая я с рожденья. И если суть свою вдруг поменяю, какой-то замысел природы нарушится тогда.
Теперь Элли пела как в дешевой оперетке. Выходило так плохо, что она сама не верила ни одному своему слову.
— Прости за банальность, но на все свои причины. Может, в этом и есть замысел природы, о котором ты говоришь.
В эту минуту Стелла совсем не казалась ни жалкой, ни слегка двинутой. Элли поняла: может, Стелла и верит, что она бывает невидимой, но то, что она может стать невидимкой, когда захочет, это вряд ли.
А разве Стелла не права? В чем здесь большой замысел природы? Сменилось время года. Сегодня они празднуют этот переход, признавая, что все в мире меняется, но тогда получается, что они все равно заканчивают в том месте, где начинают. И она, Элли, — лишь часть этого цикла. Элли почувствовала, как в ее душу снисходят тишина и покой, она улыбнулась, а потом заплакала.
Надо отдать Стелле должное: она не бросилась сразу утешать Элли. Не стала лезть с объятиями, как со страхом представляла себе Элли еще этим утром. Нет, она просто открыла свою сумку и достала плеер. Подсоединила к динамикам, нажала кнопку. Заиграла музыка, и все сразу преобразилось. Кому какое дело, что Элли поет, вот и Арета Франклин тоже запела! Они убрали чайник и разлили по бокалам крепкое мерло. Потом обнялись и в голос запели. Они пели, и продолжали пить, и здорово-таки надрались — а что еще оставалось делать?
За окном небо над зимним садом Элли уже светлело. Да, давненько обе не сиживали вот так всю ночь до утра. Обеих охватило несколько нелепое (и вместе с тем восхитительное) чувство, будто к ним снова вернулась юность. Они были пьяны, и веселы, и счастливы. А когда совсем рассвело и вдруг зазвенел дверной звонок, они переглянулись и расхохотались. Элли сложилась на диване пополам и гоготала истерически, до хрипоты, до колик, но, странное дело, разразиться пением ее больше совсем не тянуло. Поддразнив Элли, мол, это, скорей всего, Такер, которому спозаранку захотелось немного женской ласки, Стелла зашагала к двери. Но, открыв ее, увидела перед собой Отам Авенинг — она выглядела гораздо лучше, чем имел право любой другой в это время суток.
— Здравствуйте, Стелла. Я тут подумала, не зайти ли навестить Элли. Надеюсь, вы не против?
Стелла удивленно заморгала, кивнула и сделала шаг назад, пропуская Отам в дом.
— Заходите… заходите… дава-а-айте заходи-и-те, — пропела Элли в гостиной.
Отам вошла и окинула ее оценивающим взглядом. Вряд ли она обрадовалась, застав Элли в стельку пьяной, но и осуждать ее, похоже, не торопилась.
Из своих источников Отам уже было известно, какая беда стряслась накануне вечером с Элли Пеналиган. А заодно она узнала и… о странных способностях Элли. Нет ничего удивительного в том, что она не знала об этом прежде: умение быть невидимкой — мудреный дар. Под крылом у Отам в Авенинге было много всякого люда, и один человек, которого к тому же непросто увидеть, мог ускользнуть от ее внимания. По крайней мере, теперь понятно, почему имя Элли стоит у нее в списке.
