Или эта дрожь была следствием ночных алкогольных бдений перед зеркалом?..
* * *
Он спустился по трапу самолета едва ли не самым последним и огляделся по сторонам.
Взлетная полоса, еще влажная от недавнего ночного дождичка, алела в лучах лениво восходящего сентябрьского солнца, и порой казалось, что прихотливые сполохи света, словно багрово-огненные змеи, расползаются по упругому, как туго натянутый платок, покрытию аэродрома.
— Н-да, — пробормотал Свиридов, у которого почему-то начало двоиться в глазах, а потом перед мысленным взором выплыли и беспорядочно метнулись во все стороны ярко-желтые пятна. В ушах уже давно билось и пульсировало давящее гудение огромного органа, и Свиридов подумал, что во всем этом чрезвычайно мало забавного и что ему не мешало бы для начала оклематься, прежде чем, так сказать, входить в течение московской жизни.
Он сошел с трапа и успел сделать по земле лишь три шага, как услышал:
— Владимир Антонович?
Приятный звучный баритон вплыл в болезненное гудение гигантского органа весьма удачно, потому что Владимиру показалось, что он чувствует некоторое облегчение — словно в ушах раскупорило и прорвало шлюзы.
Он повернулся и увидел перед собой высокого элегантного мужчину лет тридцати пяти, в строгом черном костюме и при галстуке.
— Да, — ответил Володя Свиридов.
Интересно, промелькнула мысль, что сейчас подумал о его, Свиридова, внешнем виде этот респектабельный господин? Ведь Владимир, казалось, сделал все возможное, чтобы максимально ухудшить мнение о своей персоне: помятое бледно-желтое лицо, мешком, не по фигуре сидящий плащик, потертые джинсы, один ботинок расшнуровался и мешает при ходьбе, а у него нет ни сил, ни желания наклониться и привести обувь в порядок.
Хотя одним завязанным шнурком тут не помочь... Ведь недаром существует пословица: встречают по одежке, провожают по уму.
Хотя и ума после эксцентрических алкогольных излишеств осталось не так уж и много.
Элегантный господин зацепил Свиридова коротким, критически оценивающим взглядом, уголок его рта чуть дрогнул и скривился, и, сделав шаг вперед, он произнес:
— Мне поручено встретить вас в аэропорту.
— А кто поручил, если не секрет? — с хрипотцой в голосе осведомился Свиридов.
— Анна Михайловна, — невозмутимо ответил мужчина в черном костюме.
— Так вы из ее охраны?
— Можно сказать, что и так. — И мужчина показал рукой в направлении черного «Ауди» с тонированными стеклами и неподвижным темным силуэтом еще одного секьюрити, застывшего возле левой задней дверцы:
— Прошу вас.
— Значит, вам знакома фамилия Фокин?
Пронизывающий взгляд человека в черном тяжело проскрежетал по похмельному лицу Владимира, в то время как тонкие губы четко выговорили:
— Разумеется. Афанасий Сергеевич мой непосредственный начальник.
— Ага, — протянул Володя, — это радует.
Он проскользнул в распахнутую перед ним заднюю дверь и с наслаждением плюхнулся на мягкое сиденье.
— Так как же так вышло, что Афанасий исчез? — спросил он, как только машина тронулась с места.
Повернувшись, мужчина угрюмо посмотрел на Свиридова и медленно, с достоинством ответил:
— Многие обстоятельства еще выясняются.
Возможно, в тот момент, когда мы с вами едем в этом автомобиле, ситуация стала более определенной. Не исключено также, что Фокин уже найден. По крайней мере, его труп.
Свиридов изумленно покосился на этого человека, который так спокойно выговорил эти немыслимые — «его труп»! — чудовищные слова, звучавшие как некролог тому, кого Свиридов считал бессмертным.
— Да вы что такое говорите, черт возьми? — процедил он сквозь зубы. — Его труп?
— Ну что ж, — пожал плечами тот. — Таковы издержки нашей профессии. На его месте мог быть любой другой, в том числе и я. И никто не гарантирует, что завтра я тоже не буду мертв.
А сейчас я исполняю обязанности господина Фокина и являюсь начальником службы безопасности головного московского офиса компании «Сибирь-Трансойл» и лично ее вице-президента Сергея Всеволодовича Коваленко.
— То есть вы полагаете.., как вас зовут?..
— Нечеткий. Чечеткин Андрей Васильевич.
— То есть, Андрей Васильевич, вы считаете, что Фокин уже мертв?
