А чтобы подняться снизу до отметки «300», скоростным лифтам в нью-йоркских небоскребах требуется сорок пять секунд, то есть они доставят вас до шестьдесят шестого этажа за то же время, которое наши подъемники, чинно трудящиеся на лестницах османовских [32] домов, тратят, чтобы добраться до седьмого.
Да. Но женщины и мужчины опрятны и пышут здоровьем.
Опрятность – это американская национальная особенность, возведенная в ранг добродетели. Никакой грязи, никакой пыли. Морской ветер непрестанно омывает прозрачное голубое небо. В конторах чисто; ванные комнаты, магазинчики, отели сверкают; рестораны, бары ослепительны. Безукоризненный персонал работает без пиджаков, в белоснежных рубашках. Пища завернута в блестящий целлофан. Никакой пыли, даже символической: всё новехонькое и чистенькое, включая готику университетских зданий.
Парижское бистро, по возвращении ты разочаровало меня своим жухлым шармом. Слишком старо, удручающе старо! Даже ни одного чистенького старичка!
Зато в американской чистоте присутствует стиль, настоящий стиль.
Людям, стирающим свои рубахи, отделывающим свои дома, моющим стекла своих окон, присуща иная этика, нежели тем, кто разводит пыль и грязь. Эти, чтобы доказать, что за ними стоит вековая культура, не заделывают щели и трещины, не счищают патину. И что еще хуже, вдобавок ввели моду на патину, пристрастие к старому, и ради нее занимаются ковкой железа и пачкают бистром новую деревянную обшивку стен в своих жилищах.
Подлинная культура проявляется в новой краске, белом белье и свободном от всего лишнего искусстве. На Кикладах, греческих островах, где вулканическая почва не позволила применить колесный транспорт – повозку, велосипед, автомобиль, перевозки осуществляются только на спинах мулов, там сохранились тысячелетние обычаи, там, кажется, в селениях можно повстречать Агамемнона или Одиссея. Так вот, традиция живой культуры этих островов требует, чтобы по субботам жители белили стыки камней, образующих порог дома, а также плиток перед ним, сверкающим кристаллами известковым молоком – лучезарной филигранью. А потому каждое воскресное утро восходит над островами в сиянии чистоты и белизны; таков знак восхваления жизни: наведение чистоты. Прокатитесь в автомобиле через прекрасную Францию, и вы увидите, что это глубокое ощущение вечно обновляющейся или доступной обновлению жизни ослабело; что трещины, грязь и нерадение овладели нашими душами… кроме разве что отдельных мест, где сохранилась вера в ценность каждого часа.
4
Улицы перпендикулярны, а рассудок свободен
Рассудок свободен, ему не приходится ежеминутно предаваться сложной игре, навязанной головоломкой наших европейских городов. Вы хотите отправиться из дому в Оперу, на кладбище Пер-Лашез, в Люксембургский сад или к Эйфелевой башне? Прежде всего, достаньте из ящика план города и составьте маршрут. Это целое дело. Старики будут настаивать, что в этом они видят очарование Парижа. Я не согласен; однако я принимаю затруднение, связанное с самой историей города; по пути я поблагодарю Людовика Четырнадцатого, Наполеона и барона Османа, прочертивших через город несколько внятных и толковых осей.
Гранитная скала Манхэттена длиной более шестнадцати километров и шириной четыре возвышается между рекой Гудзон и проливом Ист-Ривер. В длину его прорезали девятью параллельными авеню; поперек – почти двумя сотнями улиц, параллельных между собой и перпендикулярных авеню. Центральная авеню, Пятая, – будто хребет этой гигантской рыбины. С одной стороны «вест», с другой – «ист». Первая улица начинается на юге, со стороны океана; последняя расположена на севере, в континентальной части. Теперь всё разлиновано, отрегулировано. Например, вам нужно по адресу 135 Ист Сорок вторая улица? Всё определено с евклидовой точностью. Сорок вторая улица? Вы в своем отеле, на Пятьдесят пятой улице; доходите до Пятой авеню, поднимаетесь на тринадцать улиц. Ист? Сворачиваете влево. 135? Идете до дома номер 135. Таким образом, вам мгновенно становится понятно, идете ли вы пешком, берете такси, вскакиваете в автобус или едете в метро. Говорю же вам, это огромная и благотворная свобода для рассудка.