Несмотря на то что было лето, ветер, проникавший в каюту через щель под дверью, был холодным. Впрочем, пол из тикового дерева не был предназначен для того, что-бы на нем спать.
Шторм утих настолько, что присутствие Аласдера на палубе было лишним, а вахтенный матрос пообещал, что разбудит его, если ветер снова усилится. Сейчас они находились на середине озера, и Аласдер чувствовал, как корабль покачивается на волнах пересекающихся подводных течений озера и пролива.
Медленное, почти ритмичное поскрипывание обшивки, тихий шелест ветра в парусах – все это были привычные для него звуки, однако Аласдер понял, что в этой маленькой каюте, явно не рассчитанной на двоих, заснуть ему вряд ли удастся.
Он лежал на полу и смотрел на Изабел. Видимо, она весь сегодняшний день испытывала нестерпимую боль, но ни разу не пожаловалась. Сам не понимая почему, он был удивлен и смущен этим.
Что это за женщина, которая просит в подарок кусок мрамора и вместе с тем молчит, стоически перенося боль, и не просит о помощи?
Изабел дышала глубоко и ровно, будто спала, но то, что она время от времени задерживала дыхание, говорило о том, что она уже не спит.
– Ты не должна была проснуться так рано. – Аласдер приподнялся на локте. – Все еще болит?
– Немного, – призналась она. – Боль не прошла, но заметно притупилась.
– Это действует настойка мака. Некоторым людям даже нравится ощущение, которое она вызывает.
– Интересно, почему? Такое впечатление, что ты ступаешь по облаку и не понимаешь, где сон, а где явь.
Помнит ли она о том, как прижимала его руку к своей груди? Помнит ли, как поцеловала его в горло, и при этом ее губы прильнули к нему так страстно, словно она была куртизанкой?
– А корабль всегда так качает?
Макрей сел и прислонился к двери.
– Мы стоим между озером и проливом, и под нами находятся два встречных течения. Я всегда считал океан живым организмом. А глубоко под волнами богиня воды простирает свои руки. Иногда ее объятия нежные, почти любовные, а потом у нее портится настроение, и она молотит кулаками по корпусу корабля.
– Вы поэт?
Он рассмеялся.
– В нашей семье поэт – Джеймс.
– Ваш брат?
Аласдер кивнул, но тут же понял, что Изабел не может видеть его в темноте.
– Да. Один из четырех.
– Значит, вас пятеро братьев? А сестры у вас есть?
– Ни одной. Мы иногда вообще кажемся целой армией, так что глупо было бы хотеть, чтобы нас было еще Польше.
Помолчав, он спросил:
– А ты, Изабел, хотела бы, чтобы у тебя были сестры или братья?
– Очень бы хотела.
Услышав, как Изабел повернулась и тут же застонала, Аласдер поднялся и сел на край койки.
– Ты должна как можно меньше шевелиться, Изабел. – Он осторожно коснулся ее плеча, провел по нему пальцами и совершенно неожиданно для себя вдруг представил ее голой под этой просторной рубашкой.
– Мы будем жить в Англии?
Это был для него самый трудный вопрос.
– Давай не будем говорить об этом сейчас, ладно? – Аласдер почувствовал себя неловко, но не от близости Изабел, а от того, что его совесть была нечиста.
Однако сейчас вряд ли было подходящее время раскрывать свои планы и говорить ей о том, что он собирается аннулировать их брак. Пусть она сначала поправится.
– Мне надо выполнить одно поручение в Лондоне.
– Какое поручение?
Как поступить? «Скажи правду, – подсказывала ему совесть. – Об этом-то по крайней мере ты можешь ей сказать».
– Прежде чем я отвечу, Изабел, пообещай, что не станешь ни с кем говорить о том, что я тебе скажу.
Она долго молчала, а потом спросила:
– Вы просите меня дать такую клятву, потому что я принадлежу к клану Драммондов?
Возможно, ему надо было бы ответить утвердительно, но Аласдер не был воспитан в ненависти к ее клану. О нем не упоминалось ни в рассказах о Гилмуре, ни в легендах, передаваемых из уст в уста его соотечественниками. То, что он невзлюбил ее отца, не имело к клану Драммондов никакого отношения.
– Нет. Просто этот секрет принадлежит другому человеку.
Изабел снова помолчапа.
– Тогда я обещаю никому не рассказывать о том, что услышу, – торжественно, словно клятву, произнесла она.
История была сложная. Ее рассказывали каждому из сыновей Йена Макрея, только когда они становились достаточно взрослыми, чтобы понимать, что все следует хранить в тайне.
