Он бросил на нее один быстрый взгляд, затем как-то весь сник, откинулся на спинку скамейки и стал смотреть на воду.
– Я тебя шокирую, - сказала она.
– Ну… вообще-то да.
– При обычных обстоятельствах это доставило бы мне немалое удовольствие, - сказала она, и губы ее чуть скривились в ироничной усмешке.
Он ничего не ответил.
– Я не могу оплакивать Джона вечно, - снова заговорила она. - То есть могу и буду, но… - Она смолкла, чувствуя, что вот-вот заплачет, и ненавидя себя за эту слабость. - И самое ужасное заключается в том, что я, возможно, не смогу иметь детей. Ведь от Джона я забеременела только через два года, да и то, как помнишь, все испортила.
– Франческа, - сказал он с силой, - ты не должна винить себя за то, что у тебя был выкидыш.
С губ ее сорвался горький смешок.
– Представляешь ситуацию? Я выхожу замуж только ради того, чтобы иметь детей, а потом оказывается, что иметь детей я не могу.
– Такое происходит сплошь да рядом, - тихо сказал он.
Это было правдой, но правда эта нисколько ее не утешила. Ведь она-то как раз могла замуж не выходить! Ее не вынуждали к замужеству материальные обстоятельства, и, будучи вдовой, она останется обеспеченной - и независимой женщиной до конца жизни. И если она выйдет замуж, од нет, когда она будет выходить замуж - пора привыкать к этой мысли, - она будет выходить не ради любви. Никогда не будет больше для нее такой супружеской жизни, какая была с Джоном, просто потому, что не бывает так, чтобы женщина нашла свою любовь второй раз.
Она будет выходить замуж ради того, чтобы родить ребенка, не имея никаких гарантий, что сможет родить.
– Франческа?
Она не подняла на него глаз, только сидела и моргала, стараясь не обращать внимания на обжигающую горечь подступавших слез.
Майкл протянул ей носовой платок, но она сделала вид, что не заметила его жеста. Если она возьмет этот платок, то обязательно расплачется. Тогда уж ее ничто не остановит.
– Я должна жить дальше, - сказала она с вызовом. - Должна. Джона больше нет, и я…
И тут произошла очень странная вещь. Разве что «странная» не совсем подходящее слово для ее описания. Скорее поразительная, шокирующая, ставящая все с ног на голову, а может, и вовсе не существует слова, которым можно было бы выразить изумление столь сильное, что сердце останавливается и не можешь ни двинуться, ни вздохнуть.
Она просто обернулась к нему. Уж что-что, а оборачиваться к Майклу ей случалось сотни… нет, тысячи раз. Пускай он провел последние четыре года в Индии, все равно она прекрасно знала его лицо и его улыбку. По правде говоря, она вообще его прекрасно знала…
Вот только на сей раз все было по-другому. Она обернулась к нему, но никак при этом не ожидала, что одновременно он обернется к ней, да еще окажется так близко, что ей видны станут угольно-черные крапинки на радужной оболочке светлых глаз.
И самое главное, она никак не ожидала, что ее взгляд соскользнет к его губам. Это были пухлые, сочные, красивого очерка губы; она прекрасно знала, как выглядит этот рот, знала его не хуже, чем свой собственный, вот только она, оказывается, никогда не смотрела на эти губы, никогда не замечала, что они не совсем одного и того же цвета, а изгиб нижней губы такой чувственный, и…
Она встала. Так поспешно, что едва не потеряла равновесие.
– Мне надо идти, - сказала она и поразилась тому, что голос, произнесший эти слова, оказался ее собственным, а не чудовищным голосом какого-то демона. - У меня назначена встреча. Я совсем забыла.
– Ну разумеется, - сказал он, тоже поднимаясь со скамейки.
– С портнихой, - добавила она, как если бы такая деталь могла сделать ее жалкую ложь убедительнее. - А то у меня все платья полутраурных тонов.
Он кивнул:
– Они тебе совсем не к лицу.
– Как мило с твоей стороны сообщить мне об этом, - язвительно заметила она.
– Тебе следует носить синее, - сказал он.
Она нервно кивнула. Она все еще не очень твердо стояла на ногах и вообще чувствовала себя не в своей тарелке.
– Тебе нехорошо? - спросил он.
– Мне прекрасно, - огрызнулась она. И, понимая, что резкость тона выдает ее, добавила гораздо спокойнее: - Со мной все хорошо, уверяю тебя. Я просто очень не люблю опаздывать. - Это, кстати, было правдой, так что можно было надеяться, что он припишет ее резкость обычной нервозности.
