– Вовсе я не нужен, - ответил он. - У тебя есть матери и сестры.
– Я не хочу говорить с сестрами. - Голос ее стал почти бесстрастным. - Они не понимают.
– Ну я-то точно ничего не пойму, - парировал он. От безнадежности голос его прозвучал резко и неприятно.
Она только посмотрела на него, и в глазах ее было осуждение.
– Франческа, ты… - Ему очень хотелось воздеть руки к небу, но вместо того он скрестил их на груди. - У тебя же был выкидыш.
– Да, - только и сказала она.
– Ну что я могу знать о подобных вещах? Тебе следует поговорить с женщиной.
– А ты не можешь сказать, что тебе очень жалко меня?
– Я уже говорил, что мне очень жалко тебя!
– А искренне сказать то же не можешь? Ну чего, чего она хотела от него?
– Франческа, я говорил искренне.
– Просто у меня в душе такой гнев, - заговорила она голосом, который с каждым словом набирал силу, - и такая печаль, и такое горе, и когда я смотрю на тебя, я не понимаю, почему ты не чувствуешь того же.
Мгновение он оставался недвижим.
– Никогда больше не говори так, - прошептал он. Глаза ее вспыхнули гневом.
– Ну, ты довольно странно выказываешь свое огорчение. Ты совсем не заходишь и не разговариваешь со мной, и ты не понимаешь…
– Что ты хочешь, чтобы я понял?! - не выдержал он. - Что я могу понять? Ради всего… - Он оборвал себя прежде, чем богохульство сорвалось с его губ, и, отвернувшись, тяжело оперся о подоконник.
За его спиной Франческа сидела очень тихо, неподвижная, как сама смерть. Наконец она заговорила:
– Сама не понимаю, зачем я пришла. Я пойду.
– Не уходи, - отозвался он хрипло. Но не обернулся к ней.
Она ничего не ответила, она не совсем поняла, что именно он хотел сказать.
– Ведь ты только что пришла, - продолжал он неловко, срывающимся голосом. - Ты должна выпить чашку чаю по крайней мере.
Франческа кивнула, хотя он по-прежнему не смотрел на нее.
В таком положении они и оставались на протяжении нескольких минут, слишком долго, так что под конец молчание стало казаться ей невыносимым. Часы тихо тикали в углу, и перед ней была спина Майкла, и все, что она могла, - это думать и самой себе удивляться: зачем она пришла сюда?
Чего она хотела от него?
Интересно, было бы ей легче, если бы она знала это?
– Майкл! - Имя его сорвалось с ее губ прежде, чем она поняла, что собирается заговорить.
Он обернулся к ней. Он ничего не сказал, но посмотрел на нее.
– Я… - И зачем она окликнула его? Чего она хотела? - Я…
А он все не говорил ни слова. Просто стоял и ждал, пока она соберется с мыслями, что только все усложняло. А затем, к ее ужасу, все выплеснулось наружу.
– Я не знаю, что мне теперь делать, - говорила она, слыша, как дрожит ее голос. - И в моей душе такой гнев, и… - Она смолкла, нервно вздохнула, боясь заплакать.
Майкл, стоявший напротив нее, приоткрыл рот и все равно не вымолвил ни звука.
– Я не знаю, почему все так происходит, - простонала она. - Что я сделала? Что я такого сделала?
– Ничего, - уверил он ее.
– Его нет и никогда больше не будет, и мне так… так… - Она подняла глаза на Майкла, чувствуя, как гнев и горе искажают ее черты. - Это несправедливо. Несправедливо, что такое случилось со мной, а не с кем-нибудь другим, и несправедливо, что такое вообще должно случиться с кем-то, и несправедливо, что я потеряла… - Тут она задохнулась, и вздох превратился в рыдание, и она могла только плакать и плакать.
– Франческа, - сказал Майкл, опускаясь на колени у ее ног. - Мне так жалко тебя. Так жалко.
– Я знаю, - прорыдала она, - но от этого мне ни капельки не легче.
– Нет, конечно, - пробормотал он.
– И от этого все еще несправедливее.
– Верно, - согласился он.
– И от этого… от этого…
Он не стал пытаться закончить фразу за нее. А лучше бы закончил, часто думала она потом. Долгие годы она жалела, что он не сказал тогда что-нибудь, потому что, может, он сказал бы что-то не к месту, и она, может, и не приникла бы к нему и не позволила бы ему заключить себя в объятия.
Но, Боже всемогущий, как же ей не хватало объятий!
– Почему ты ушел? - плакала она. - Почему ты не смог помочь мне?
– Я хотел… ты не… - И в конце концов он просто сказал: - Я не знаю, что сказать.
