— Неужели вас волнуют вопросы морали?
— Кто говорит о морали? Я имею в виду точку зрения профессионала. Коновер чертовски не прав, сосредоточив все внимание на вас. Не вы, а тот тип, который стряпал письма, — вот кого следует удостоить внимания. Если только не вы их сами писали. В таком случае я пас, а Коновер — самая хитрая бестия, каких я только встречал.
— Зачем бы мне понадобилось самому себе посылать письма?
— Я тоже так думаю. Поэтому уверен, что Коновер не прав. Я же действую, как подсказывает мой нюх. А он подсказывает, что вы всего — навсего козел отпущения.
— То есть, иными словами, вы считаете меня настолько тупым, что более крупная роль мне не под силу?
— Скажем лучше так: другая роль не вяжется с рисунком вашего характера. Я попытался выудить кое — какие сведения о вас у друзей из полицейского управления, но, слава богу, не успел назвать вашу фамилию. Стоило мне упомянуть о крупном руководителе авиазавода, как меня оглушили подробностями убийства Винсента Гамила. И я заткнулся, потому что, между прочим, моя работа состоит не в том, чтобы впутать вас в историю с нерасследованным убийством. Но это дало толчок моей интуиции. Нет ли здесь какой‑нибудь связи?
— Между убийством Гамила и письмами? В голову никогда не приходило. — Пенн задумался над этой новой для него мыслью. — Я мало знаю о Гамиле, только то, что говорят в клубе.
— Очень жаль, — пробормотал Шоли, рассматривая стакан на свет.
— Но подождите… Я довольно близко знаком с Вейном Александером. Могу зайти к нему домой и поговорить с глазу на глаз. — Пенн внезапно замолчал и внимательно посмотрел на Шоли. — У меня появилось странное ощущение, что именно этого вы и хотели от меня с самого начала.
— А кто теперь обращает внимание на всякие там ощущения, — ухмыльнулся Шоли. — Дайте мне знать, когда вернетесь от Александера.
— Муж у себя в кабинете, — сказала Джун, жена Александера.
— Надеюсь, я не помешаю ему, — заметил Пенн.
— Нет, он занят проверкой счетов за последний месяц и будет рад увидеть дружеское лицо. — Она слабо улыбнулась.
Когда Пенн негромко постучал по косяку открытой двери, Вейн удивленно поднял глаза.
— Вот так неожиданность! Входите. — Хозяин кивком указал на овальный столик, за которым сидел. Столик был сплошь завален бланками счетов. — Домашняя бухгалтерия.
— Извините, если помешал.
— Что вы, напротив, я рад, что есть предлог отдохнуть от этой мороки. Так в чем дело, Джим?
Пенн сел. Его поразило измученное лицо Вейна. «Неужели и я тоже так выгляжу?» — подумал он.
— У меня к вам просьба: расскажите мне все, что знаете об убийстве Гамила.
— И ты, Брут? — вздохнул Александер. — Если так и дальше пойдет, придется записать показания на магнитофон и просто прокручивать пленку, а то потеряю голос. Но что же именно вас интересует?
— Все, что знаете.
Александеру так прискучила эта история, что он говорил совершенно бесстрастно. Винсент Гамил, которого Александер знал только как своего соседа по ранчо в Неваде, приехал в город, чтобы обсудить с ним условия продажи небольшого участка своей земли. Александер пригласил его остаться пообедать, а потом чета Александеров повезла гостя в клуб. Неожиданно в середине вечера Гамил попросил извинить его и ушел, ничего не объяснив. Он вернулся домой к Александерам, быстро собрал вещи и приготовился уезжать.
Когда он выводил свою машину по подъездной аллее на шоссе, то был застрелен из пистолета. Вот и все.
— Вам мой рассказ чем‑нибудь поможет?
Пенн покачал головой, пытаясь связать убийство Гамила и анонимные письма.
— Вот и я ничего не понимаю, — горько согласился Александер. Он опустил глаза на пачку счетов, изучающе посмотрел на один из них и удивленно поднял брови. — Джун, послушай, — крикнул он жене в соседнюю комнату, — что это еще за телефонный разговор? Кто звонил в Лас — Вегас?.. Странно… — И он замолчал.
— В чем дело? — спросил Пенн.
— Вот счет за звонок в Лас — Вегас в пятницу, а ведь в тот день был убит Гамил.
— Подождите, — воскликнул Пенн. — Вы хотите сказать, что Гамил звонил кому‑то в то время, когда готовился к отъезду, как раз перед тем, как был застрелен?
