— Вы не осматривали пепелище? Не видели труп?
— Да что я, ненормальный? — удивился Черкасов. — Не любопытствую я трупы осматривать. Боюсь мертвых, сам, понимаете, еще года три назад чуть на тот свет не отправился. Пожарных, мне сказали, почтальонша вызвала, шла с утра и увидела догорающую баньку. Пришла на работу и вызвала. Они узнали, что банька сгорела, обещали приехать, так видите — до сих пор едут. Дом тут недалеко подпалили, автолавку сожгли, не было у них свободных машин. Она ж про человека в пожаре не знала, им не сказала ничего.
— То есть вы о пожаре постфактум узнали?
— Ну да.
— Кто строил баню? Она выполнена с некоторым нарушением технологий.
— Да какие в деревне технологии! — засмеялся Черкасов. — Из чего было, из того и строили. Мужик заезжий Сереге строил, тут еще отец его покойный баню делал в девяносто первом, она тоже пару лет простояла и сгорела. Правда, без жертв.
— А какие отношения были у свидетеля Спиридонова с погибшим? Неприязненные?
— Да у Сереги со всей деревней неприязненные отношения. Парень он сложный. Но выпивали вместе, тут тебе подерутся, тут тебе и помирятся. Я б не сказал, чтобы уж такая ненависть была. Просто он Машу в строгости держит, туда не ходи, сюда не гляди. А Колька человек тут новый, москвич, еще и вступался пару раз за Машу.
— Ну хорошо, — следователь продолжал строчить на листе. — А теперь вы подойдите, Мария… — он произнес последнее слово с вопросительной интонацией. Маша подсказала:
— Дмитриевна.
— Значит, Мария Дмитриевна, вспомните вы, когда ваш супруг… Кстати, брак зарегистрирован?
Маша чуть покраснела, опустила глаза и помотала головой.
— Ну, раз так… Мне очень жаль, Мария Дмитриевна, но в этом случае вы не имеете права отказаться от дачи показаний, ибо закон предусматривает уголовную ответственность… Я прошу вас думать прежде всего о себе и своем будущем ребенке. Хорошо?
Маша кивнула.
— В каком часу ваш муж вернулся домой в ночь пожара?
— Часы у свекрови висят. Скоро после полуночи. Я слышала, как било полночь, от соседей, у них с кукушкой часы, а окна открыты были.
— Не так уж жарко было для открытых окон.
— У них не знаю, почему. А я окно открыла, потому что выглядывала, Сережу ждала.
— И часто, извините, вам его ждать приходится?
Маша низко опустила голову. Участковый только вздохнул — и зачем следователь девчонку мучает, и так ясно, что жизнь у нее не сахар.
— Бывает, — тихо ответила Маша. — Я все-таки так, ни образования у меня, ничего, теперь еще и ходить особо далеко не могу, а он ведь молодой, ему пожить поинтересней хочется.
— Да уж, поинтересней… В каком настроении он пришел?
— Не очень… Разозлился на меня, прикрикнул. Послал спать, а сам пил. Я думаю, он переживал.
— Ага, переживал… И вы пошли спать?
— Да… нет. Я смотрела за Сережей в дверь. Он за столом уснул, я его в кровать перетащила.
— Сами?!
— Ну да. Он же так уснул, частично в сознании был. Идти мог.
— Он точно пил за столом? Не выходил больше из дома до утра? Не брал никаких инструментов, мешков?
— Нет.
— Он пришел один?
— Да.
— Что он вам сказал о случившемся?
— Только то, что был пожар и он еле выскочил. Я тогда не знала, что Коля… — черные глаза Марии наполнились слезами. — Только на следующий день…
— Ну хорошо. А с погибшим у вашего мужа какие были отношения?
— Они ссорились, но не больше, чем с другими.
— Сколько раз дрались на вашей памяти?
— Раза три.
— Насколько серьезно?
— Серьезнее всего один раз, в середине апреля. Тогда Коля к Сереже слишком рано зашел, его дома не было. Я чаю налила. А Сергей пришел и возмутился… Закричал на меня. Коля вступился, Сергей его с крыльца сбросил. Тот вскочил и… Короче, их разнимать пришлось.
— Мария Дмитриевна, — Самойленко протянул руку и отвел в сторону челку, закрывавшую правую сторону лица девушки. — А ведь он, похоже, не только кричит на вас. Откуда синяк?
— Это я ударилась сама, — еле слышно прошептала Маша.
Участковый не выдержал:
— Ну как же сама, Маша… ну все же на поверхности лежит! О ребенке думать надо, а не пьяницу выгораживать!
— Я не выгораживаю… Просто кому мы еще нужны с ребенком?
— А почему вы говорили только что, что сами виноваты, что муж хотел вас ударить? — спросил следователь. — В чем виноваты?
