И как обойтись без котла? В чем варить картошку с соленой репой — единственную пищу семьи Ван Яна в течение долгих месяцев?
Семья у Ван Яна не маленькая. Конечно, хорошая семья — благословение неба. Но у него только один мальчик: Ван Ю, которого «отец» взял к себе в услужение в усадьбу. Второй мальчик — Ван Цань умер трех лет от роду от неизвестной болезни. У него сильно вздулся живот, и он умер. Прорицатель сказал, что его унес злой дух.
Есть еще один член семьи — это Гань-цзы. О ней отец говорит не иначе, как смущенно потупившись, потому что она девочка. Но от девочки тоже бывает польза: ранней весной Ван Ян впрягает ее вместе с женой в соху, и они тянут ее, согнувшись и обливаясь потом. Так они делают борозды для риса.
Но главное занятие Инь-лань и Гань-цзы — это червяки. Из-за этих червяков обе они не едят лук и чесноку и моют руки каждый раз, перед тем как войти в червоводню.
Эта священная червоводня — чистое, залитое солнцем помещение, в котором на бамбуковых полках лежат бумажные листы с мелкими яичками. Полки там бамбуковые, потому что бамбук не имеет запаха, а черви вообще не выносят никаких запахов и даже не любят громких разговоров. Инь-лань и Гань-цзы разговаривают в червоводне вполголоса и прикрывают рты ладонями.
Червячки капризны. Чтобы яичкам было тепло, Инь-лань молится перед грубым изображением богини червячков, и просит ее, чтобы все было хорошо.
Из яичек вылупливаются червячки. Их кормят листьями шелковичного дерева. Чтобы выкормить это небольшое количество червей, нужна тонна листьев.
Проходит тридцать два дня.
К потолку червоводни подвешиваются слабо связанные пучки соломы, и на каждый из них сажается целая пригоршня червяков.
И вот солома начинает оплетаться тончайшими серебристо-серыми нитями. Инь-лань и Гань-цзы смотрят на них с благоговением. Пять дней ткется эта тонкая паутина. Женщины ходят кругом на цыпочках.
Ткется шелковый кокон. Червячки — это будущие личинки бабочки-шелковины. Серебристо-серые нити — это драгоценный шелк-сырец. Его распарят в горячей воде — и во всех деревнях на Янцзы загудят древние, крепкие станки, на которых производится размотка шелка. Это кропотливая, долгая работа. Тяжелые, великолепные, затканные узорами шелковые материи для членов императорского дома в Пекине ткутся в тех же деревнях и маленьких городишках на ручных станках.
Как говорят мудрены: «Время и терпение превращают шелковичное дерево в шелковое платье».
Но плохо, когда люди зависят от червячков. Плохо, когда червячки родятся красноватыми и не хотят есть…
А на площади, возле кумирни, разложил свои товары Фу. Он сидит под зонтиком, в очках, важный, как чиновник, среди мешочков с темно-коричневыми кусками опиума. Ему подносят с поклоном последние запасы шелка. Он с кислым видом взвешивает их и протягивает в обмен мешочек, два мешочка…
Крестьянин смущенно кланяется. Он хотел бы получить еще мешочек. Фу отрицательно качает головой.
— Япянь повысился в иене, — объясняет он. — Не так-то легко его сюда доставить. Я рисковал жизнью из-за вас. Моя жизнь стоит дорого.
Крестьянин униженно подтверждает, что жизнь Фу стоит очень-очень дорого, но все-таки он хотел бы еще один мешочек. Ведь это на весь год.
— Все дорожает, — строго говорит Фу. — Я не чиновник, не генерал, не помещик. Я купец. Я плачу за все своими деньгами и получаю барыш. Я и так слишком добр. Следовало бы брать с вас не шелком, а деньгами.
— Денег нет, почтенный господин…
— Я знаю. Отойди и не попрошайничай! Больше не дам. Ты и так мне должен.
Это правда. Все должны Фу. Все просят об отсрочке..
— Мы всем должны! — ворчит Ван Ян. — Мы должны Фу, мы в долгу у «отца» Ван Чао-ли. Долги растут, растут и налоги.
Инь-лань всхлипывает. За ней начинает плакать и Гань-цзы. Даже свинья, которая живет под лавкой в той же комнате, подхрюкивает самым грустным образом.
— Ван Чао-ли предложил мне стать его арендатором. Он дает мне буйвола.
Инь-лань посмотрела на Ван Яна:
— И ты согласился?
— Я отказался. Я хочу работать на земле моих предков. Ты хочешь, чтобы я стал похож на Ван Аня?
Ван Ань — кабальный арендатор. Он живет с семьей в бараке у Ван Чао-ли. Все это за долги — и не за свои, а за долги его покойного отца.
