Купец нахмурился:
— Долги надо платить в срок. Я не могу больше ждать. Времена тревожные… Что слышно на переправе?
— Я недолго пробыл на переправе и слышал очень мало.
— Но я видел, как вы долго беседовали с кем-то в харчевне, — заметил поэт.
Острота вашего зрения поистине удивительна, — с усмешкой сказал человек с рассеченной щекой. — Да, я встретил земляка. Он недавно был на юге. Там нехорошо.
— Что именно нехорошо?
— Из Гуанси приближается целая армия — как говорят, хорошо вооруженная. Идут с семьями, со всем скарбом. Но главе их некто, называющий себя Небесным Царем.
— Тише! — беспокойно сказал купец.
— Я полагаю, что это новые разбойники, — сказал поэт.
— Так их называют чиновники в городах, — уклончиво ответил человек с рассеченной щекой. — У них нет кос, и они режут косы всем[3].
— А еще что они делают? — спросил купец.
— Они истребляют всех маньчжур, какие им попадаются на пути, — и чиновников, и военных, и вельмож.
— А много их?
— Кажется, не меньше десятка тысяч, уважаемый.
— Кто же эти разбойники? Откуда они взялись?
— Это крестьяне южных провинций, уважаемый. Бедность, как вы знаете, не располагает к смирению. Да еще голод…
— А купцов они трогают?
Человек с рассеченной щекой лукаво улыбнулся:
— Нет, не трогают. Они не интересуются деньгами. У них все общее, и деньги складывают в общую кассу.
— Я уже слышал об этом, — пробормотал купец, — мне говорили, что они не любят купцов.
— Я думаю, смотря каких купцов, уважаемый…
Купец смутился. Он понял, что его подозревают в трусости.
— Без денег жить нельзя! — сказал он раздраженным голосом. — Кто этот Небесный Царь?
— Говорят, что он сын крестьянина из Гуандуна. Он пытался получить ученое звание, но провалился на экзаменах. Потом на него снизошел небесный дух, и он стал проповедовать. Ом внушает своим воинам веру в единого бога. Поэтому они разрушают кумирни и храмы и особенно буддийские монастыри. У них на головах красные повязки, а волосы длинные, распущенные по плечам. Они вооружены пиками, саблями; есть даже пушки. Они жгут грамоты помещиков и уничтожают долговые расписки. Они говорят, что земля должна принадлежать всем, а не только помещикам. Я думал, что вы все это знаете лучше меня, уважаемый?
— Я слышал что-то подобное, — со вздохом ответил купец. — А как в этой деревне? Спокойно?
Собеседник посмотрел на него внимательно.
— Засуха, — сказал он.
Купен снова вздохнул.
— Глухое место, — успокоительно прибавил человек с рассеченной щекой. — Вот и конец нашему пути. Смотрите, вас ждут сыновья самого Ван Чао-ли с паланкином. А меня, кажется, ждет мой брат.
— Разве у вас есть брат? — спросил поэт.
— Разве я не говорил об этом, почтенный учитель?
— Я не слышал. А какую бумагу передали вам на переправе в Цзэйцзинь?
Человек с рассеченной щекой встал и низко поклонился.
— Ваше острое зрение покинуло путь верной службы, — проговорил он изысканно. — Мне ничего не передали на переправе.
Джонка подходит к берегу. Рабочие бросают лямки и хватаются за канаты. Еще одно «хэ-хэ-э!» — и лодка причаливает. Купец, важно переваливаясь, сходит на песок.
Долина Долгих Удовольствий лежит перед ним во всем своем великолепии. Между глинобитными домиками стоят группы мощных ив и камфарных деревьев. Толстоствольные вистарии, густо усыпанные кистями лиловых цветов, обвивают стволы столетних деревьев и сплетаются с их ветвями. Чокание дроздов висит в воздухе. Сверху спускаются босые девушки с бамбуковыми коромыслами на плечах. Они одеты в просторные синие блузы и широкие штаны до щиколоток. Их загорелые, мускулистые ноги уверенно месят грязь. Они несут тутовые листья и скромно приветствуют приехавших: «Цинчжу нин!»[4]
Три сына Ван Чао-ли, упитанные круглолицые юноши, засовывают веера за воротники, прижимают сложенные вместе кулаки к груди и отвешивают церемонный поклон «шестой категории», называемый «цзо-и».
Фу отвечает таким же поклоном и направляется к паланкину. Некоторое время он спорит, утверждая, что этот паланкин слишком прекрасен для такого незнатного человека, как он. Наконец он соглашается усесться в паланкин. Народ собрался со всех концов. Деревенские люди стоят и смотрят на важного, величественного Фу. Здесь много морщинистых, изможденных лиц, много нахмуренных лиц, суровых, мрачных. К купцу относятся по-разному. Иссохшие, мутноглазые, желтые старики улыбаются беззубыми ртами. Здесь и Ван Хэ, отец Ван Яна. Он подобострастно наклоняется к купцу, не видя его, и шепчет:
