— Кто этот «спаситель»? — спросил Ван Ань. — Это бог или генерал?
— Не знаю. Может быть, это один из полководцев.
— Ты сам тоже из «Красных Повязок»?
— Я иду к ним, на юг. Я верю в новое царство, где не будет ни вельмож, ни тюрем, ни колодок, которые вешают на шею.
— А долги там будут?
— Насчет долгов не знаю. Небесного Царя прозвали «крестьянским царем», он, наверно, простит долги.
Снова послышался ропот, на этот раз более оживленный.
— Я думал, что вы слышали об этом, — сказал грузчик. — Но эти горы заслоняют вам свет.
Он указал рукой на каменистую гряду, которая нависла над Янцзы.
— Среди вас, наверно, есть храбрые люди… Кто пойдет со мной на юг? Кому надоело гнуть спину перед Ван Чао-ли? Мы пойдем к «Красным Повязкам» и срежем косы.
Молчание. Коренастая фигура бывшего воина кажется высеченной из того же камня, из которого сооружен горный хребет. Он замер перед толпой. На песке короткая тень с трубкой. Солнце стоит еще высоко.
— Кто со мной?
Грузчик оглядывает крестьян. Суровые лица опущены вниз, глаза глядят в землю. Капельки пота проступили на загорелых бритых лбах. Жилистые руки плотно сжаты. Это хмурая, грозная толпа голодных людей, одетых в засаленное голубое тряпье.
— Ты, Ван Ян?
Ван Ян отрицательно качает головой:
— Земля… Отец старый…
— Ты. Ван Ань?
— Земля. Я тут родился.
— Кто еще?
Никого.
Вдруг два гонких голоса сказали разом «Я» — и осеклись.
Ван Ян поднял глаза, и взгляд его стал гневным.
Это были мальчики — Ван Ю и Ван Линь. Они стояли обнявшись и восторженно смотрели на грузчика. Они забыли, что сбежали от Ван Чао-ли тайком.
Ван Ян сделал шаг вперед. Этого было достаточно: мальчики кинулись в разные стороны, как испуганные воробьи.
В этот момент кто-то проговорил сзади:
— «Малые Мечи» сметут все дочиста…
И вся толпа как будто вздохнула.
Ночь была жаркая, словно солнце не заходило. С запада тянуло какой-то каленой пылью. На берегу лениво болтался огонек костра. На всю окрестность прозвучал свирепый рев тигра.
В лесах над Янцзы было неспокойно. Тени у костра зашевелились.
— Звери подходят к деревне в это время?
— Нет, — тихо сказала другая тень, — это не звери.
У костра сидели грузчики. Один из них поднялся и прислушался:
— По-моему, это кто-то подает знак в горах.
— Далеко, очень далеко, — сказал другой грузчик.
На этом они успокоились. Луна высунулась из-за зубчатого гребня горы красноватым краешком.
В этот момент по ту сторону протока две маленькие фигурки перелезли через глинобитную ограду, окружавшую усадьбу Ван Чао-ли.
— Линь!
— Ю!
— Не шуми. Как ты вышел?
— Ван Чао-ли заснул и перестал меня держать. Должно быть, он видит во сне что-то очень приятное, потому что бормочет «фыншуй» и «проценты» и все время улыбается.
— Фу уехал?
— Собирается уезжать. Он боится, что его зарежут на переправе. Он клянется, что больше не будет ездить по деревням, что он не поднимется по реке выше Ичана. Куда мы пойдем?
— Сначала в деревню. Только потише, а то, слышишь, бьют в доску? Это миньтуани. Чжан Вэнь-чжи тоже не спит. Я видел огонек в закладной конторе.
Фигурки бросились к протоку. На мосту стоял деревенский сторож с пикой. Они переплыли проток пониже.
В деревне не спали. Кто-то перебегал от одного двора к другому, негромко постукивая в ворота.
Мальчики заглянули в щелочку у дверей Ван Яна. Гань-цзы спала, задрав кверху грязное личико. Рядом с ней лежала заплаканная Инь-лань, прижимая к себе котел. Под нарами ворошилась свинья.
— Отца нет, — удивленно сказал Ю. — Куда он делся?
— Молчи! Я знаю, где твой отец… Бежим туда!
— Я боюсь тигра.
— Там нет никакого тигра. Подожди… что это?
Пламя костра все так же лениво колыхалось на берегу. Ветра не было. У костра пели:
Ныне, когда поднимается волнение
И банды разбойников собираются как тучи,
Мы знаем, что небо породит храбрый союз,
Чтобы освободить угнетенных и спасти родину.
Китай был покорен, но будет свободен.
Все должны поклоняться спасителю, и так будет.
Родоначальник Минов
[14] в песне открыл свои мысли,
Император Хань
[15] пил за бешеный вихрь
С древних времен все дела решаются мужеством,
Черные тучи рассеиваются при восходе солнца…