Спешно заполнил анкету.
«Через сорок восемь часов», — сказала мне служащая за стойкой. Это правило и исключений нет.
— А нельзя, скажем, через сутки? За дополнительную плату… — рискнул я, максимально используя свое обаяние, насколько позволяла осторожность.
К сожалению, мне попался закоренелый бюрократ. Настоящий автомат. Ничто не могло заставить ее пошевелиться.
«Это правило», — повторила она, рассматривая сине-серую обложку моего паспорта, словно ища жирные пятна. Это сделала не я, а администрация Социалистической Республики Бирма. Я также должен напомнить вам, что ваше пребывание в стране не должно превышать одной недели, всего семь ждей.
— Могу я остаться подольше?
— Почему вы хотите поехать в Бирму? — резко подозрительно спросила она меня.
— Здесь написано: «Туризм».
И я показал ей свою анкету со своей особенной улыбкой, от которой дамы обычно падают в обморок.
С этим это был горький провал.
«Если вы знаете, как максимально использовать свое время, семи дней будет более чем достаточно, чтобы посетить страну», — сказала она без ответа.
Она прикрепила заявление к моему паспорту скрепкой и зарылась носом в свои документы.
— Большое спасибо за вашу доброту, — сказал я, поворачиваясь на каблуках.
Она все еще думала, бекон это или свинья, когда я вышел в дверь. Конечно, я мог бы ускорить продвижение через консульство Соединенных Штатов, но такая дипломатическая мешанина могла привлечь ко мне внимание. Но я хотел попасть в Бирму, как хороший средний турист. В случае необходимости я был готов позволить себе шорты-бермуды и Kodak Instamatic. Если я не хотел, чтобы меня заметили, мне приходилось ждать два дня, пока мне выдали визу.
Гораздо больше меня раздражала ограниченная продолжительность моего легального пребывания. Так что у меня было бы семь дней, а не больше, чтобы найти место, где должно было быть выставлено нефритовое украшение в Рангуне, и, что наиболее важно, найти способ изучить его поближе. Это было очень коротко. Я никогда раньше не бывал в Бирме, но неплохо знал политический климат и культуру страны. Я даже немного знал бирманский, хотя английский язык практиковался почти везде, особенно в Рангуне.
Весь мой подход был основан на предположении. Предположение, которое на данный момент можно было сформулировать только в форме вопроса: действительно ли Пой Чу использовал украшение на теле принцессы, чтобы скрыть список, или вставил его в броню, или спрятав где-нибудь ещё?
Уже смеркалось, когда я схватил билет и сел на паром обратно в Коулун. Со своими закругленными краями гавань выглядела как огромная пустая чаша, пылающая сотнями огней, которые мерцали на вершине пика Виктория. Офисы авиакомпаний уже закрылись, как и муниципальная библиотека, расположенная на островной части внутри массивного здания мэрии.
«Наконец-то завтра будет светло», — говорю я себе с уместностью западного героя, когда солнце садится за горизонт.
* * *
На следующее утро я принялся за работу с похвальным рвением.
Я взял билет на самолет и заодно зарезервировал номер в отеле Strand в Рангуне. Эти меры были приняты, поскольку мой паспорт был записан в бирманском консульстве, мне оставалось только одно: ждать. Тридцать один час, если быть точным.
У меня было достаточно времени, чтобы обдумать свою вчерашнюю гипотезу, и я нашел ее все более и более убедительной. Спрятав свой микрофильм в нефритовом наборе до того, как он был упакован, Пой Чу без малейшего риска вывез список из Китайской Народной Республики. Найти его на таможне было невозможно, так как коллекция принадлежала к ханьской эпохе и трогать её было нельзя. Пой Чу мог быть знаком с кем-то в Пекинском музее, сотрудником, который имел доступ к экспонатам и согласился помочь ему в его бизнесе. С деньгами можно делать многое. В коммунистическом Китае деньги, вероятно, пользуются такой же любовью, как и в других странах мира. И, если кто-то оказался в нужном месте для их получения, это безошибочно был Пой Чу.
Эта красивая теория, конечно, могла сдуться, как воздушный шар, на стадии полевой проверки. В конце концов, Тоу Ван было всего лишь женским именем, хотя это было имя прославленной принцессы, умершей около двадцати веков назад. Я полностью осознавал это. Только, поскольку мне нечего было думать, кроме этого, я не был в затруднении. Как я полагаю, я уже сказал ранее, документ, который я искал, был чрезвычайно важен для служб безопасности моей страны. Более важным, чем дюжина ядерных секретов, к которым я добавлю, для хорошей меры, ключ к двум или трем военным тайнам. Было бы просто непростительно позволить этому списку ускользнуть из моих пальцев. Кроме того, пока я не сделал все возможное, даже нечеловеческое, чтобы найти ее, я знал, что не буду удовлетворен.
